— Чушь какая-то. Преступников не существует. Надо же до такого додуматься! — пробормотал он. Вина было выпито уже много. — Однако что же мне с ним делать? Гражданином быть он не хочет. Просто отпустить? Да и долго ли он проходит на воле?
К тому же такой пример может оказаться заразительным для других рабов. Да и он сам, его хозяин, нарушит закон, который требует — на галеры!
Ладно, завтра он отплывает в Александрию, а там видно будет.
Ветер усилился. От удара волны в борт нос галеры резко качнулся, и раб с трудом удержался за своим укрытием. Вздувшиеся на крепких руках вены лишь подчеркивали твердость его намерений.
Квитаний подошел ближе. Глаза их встретились.
— Ты по-прежнему хочешь свободы? — громко, сквозь шум ветра прокричал он.
Тот кивнул головой.
— Я знаю место, где она есть, твоя свобода!
— Я тоже, — был ответ.
— Ты знаешь цену?
— Да!
— Тогда плати и получи ее!
Раб прыгнул в воду. Стража бросилась к борту.
— Не надо! Он не вынырнет. Это не в его планах, — задумчиво проговорил Квитаний.
Уже на склоне лет, командуя легионом в Африке, он объявил его мятежным. Он перестал подчиняться приказам и раздал добычу и все, что у него было, солдатам. Но, перейдя через край, так и не испытал чувства свободы. Счастья же у него никогда не было. Зато было другое — ему постоянно снился один сон. Сон, где он, раб, стал свободным.
Легионеры, получив ультиматум от Сената, сами забили его камнями и палками.
Консул Марк Лициний Красс перед расформированием легиона казнил весь командный состав. Это был единственный случай в истории Римской империи.
Так встретились два человека: раб поневоле и раб по призванию.
* * *
— Что это было? — Лера медленно приходила в себя. — Почему я видела все это? И для чего?
— Так ты будешь здесь очищать сердце, иногда не только видя, но и совершая.
У них были разные пути к свободе. Но нашли они ее в одном месте.
— Но если так… — Лера помедлила. — Он ведь не хотел жить как все, у него просто было обостренное чувство свободы? А жить не как все — значит преступать законы, по которым живут все? Тогда люди с обостренным чувством свободы неизбежно становятся преступниками?
— Ты осознала тяжелый дар свободы.
— Значит, это плохо?
— Желание быть свободным присуще всем людям, различие только в предмете свободы. Свободы от чего? От необходимости помогать брошенным тобой матери и ребенку? Свободы не разделять взглядов власти или общества? Так это одно и то же. Ценность имеет только одна свобода — свобода выбора. Но такая свобода уже дана каждому и поровну, и стремиться к ней смысла нет. Она дана ребенку и старику, нищему и богатому, хорошему и плохому, всем людям. Ее нельзя отнять, даже убив человека. Она и сейчас с тобой.
