, луда в значении
свинец и др.).
Концепция Шахматова сразу подверглась атаке со стороны крупнейших германистов, занимавшихся балто-славянскими сюжетами[368]. Эта критика повлияла и на наших лингвистов, как будто признавших опыт Шахматова несостоятельным[369]. С критиками должно согласиться в том отношении, что Шахматов рассматривал языковые контакты через призму одной хронологической эпохи. Но объективное значение выявленных им лингвистических фактов вряд ли может быть истолковано иначе. Не случайно, что один из крупнейших специалистов по кельтике и германистике Ю. Покорный подтвердил наблюдения Шахматова, отметив ряд бесспорных кельто-славянских схождений. Основную ошибку Шахматова ученый видел не в лингвистической, а исторической области: он сомневался в возможности доказать существование славяно-кельтских контактов из-за их якобы территориальной удаленности друг от друга. Очевидное противоречие он предлагал разрешить допущением, что кельтизмы славянам передали иллирийцы[370].
Помимо названных работ славяно-кельтским отношениям посвящена небольшая статья Т. Лер-Сплавинского[371]. Между тем, перспективность такого рода сопоставлений трудно переоценить. Так, славянское «море» должно сопоставляться не только с латинским mare, но и с кельтским (континентальным) mor, mour (ср. Арморика – область у моря, морины – племя у моря). Важное для земледельческого населения славянское «орати» – пахать и «ратай» (от «оратай») может сопоставляться не только с латинским are, arrare, но и с ирландским arathar – плуг[372]. По-видимому, не составляет большого труда выделить сотни таких параллелей. И задача должна заключаться в выделении разновременных слоев и ареалов. Так, определенная часть славяно-кельтских схождений, видимо, поведет к эпохе сложения этих этносов в Центральной Европе на базе ряда родственных элементов (например, приальпийского населения и племен культуры колоколовидных кубков, а также в известной мере и выходцев из Причерноморья). На протяжении многих столетий были периоды, когда менялась направленность воздействия: от кельтов к славянам и наоборот. Поэтому не всякое совпадение должно означать исходное кельтское, а неиндоевропейские реликты в кельтских языках, в славянских – не отразились (таких реликтов, видимо, вообще было немного в континентальных кельтских языках).
В позднейшие эпохи в контактах с разными группами кельтов находились различные славянские племена. Это приводило к тому, что заимствования не носили общеславянского или общекельтского характера, что создает известные условия для хронологического определения тех или иных контактов. Так, самостоятельные контакты с кельтами были у ряда славянских племен Украины и Белоруссии, Чехии и Моравии, Польши и Поморья. Определенные совпадения явились следствием контактов и с какими-то третьими племенами, например, теми же иллирийцами или венетами, весьма широко соприкасавшимися с кельтами. Именно поэтому для многих явлений осторожней и правильней говорить о «кельтическом», а не собственно кельтском, тем более что язык континентальных кельтов существенно отличался от современных и старых островных кельтских языков. Особого разговора требует проблема соотношения венетского и собственно кельтского в Прибалтике. Этот вопрос будет рассмотрен ниже.
