Наконец трубку подняли…
– Алена?! Лен! У тебя все в порядке?! – взволнованно воскликнул Виктор, едва услышав сонное «да?».
– Витя? Что-то случилось? Что с тобой? – в свою очередь испугалась женщина.
У Виктора отлегло от сердца… Если бы что-то было не так, то жена бы вряд ли беззаботно спала.
– Да все нормально. Слушай сюда. Ты сейчас закроешься в палате и никому не будешь открывать, кроме меня. Слышишь? Не откроешь, пока не услышишь мой голос. В городе эпидемия – очень много психов. Они бросаются на людей и пытаются их укусить. Укусы смертельны.
– Но…
– Не перебивай! Это не самое страшное… Далее… Слушай внимательно – укушенный через некоторое время умирает и восстает из мертвых. Помнишь фильмы про зомби? Вот такими они становятся. Поэтому я очень тебя прошу – запрись, забаррикадируйся и никому не открывай. Я скоро буду! Ты меня поняла?
– Хорошо! – Голос у жены был испуганный и дрожал, но Виктор обрадовался, что она не стала расспрашивать подробности и повела себя благоразумно. – Я поняла тебя. Береги себя. Я буду тебя ждать.
– И еще – обзвони всех, кого можешь, предупреди, чтобы были осторожнее.
Виктор завершил разговор и только теперь с облегчением выдохнул. Но все равно… нужно как можно быстрее вывезти оттуда Алену.
Капитан зашел в небольшое помещение, служившее оружейной комнатой, где получил укороченный «калаш» и два запасных рожка к нему, расписался в книге учета выдачи боекомплекта.
– Михалыч, мне бы еще магазин к «макарову» да маслят[18] побольше, а то потратился практически подчистую.
– Ты бумажки все оформил, грибник? – с хитрецой в глазах усмехнулся седой как лунь прапорщик.
– Михалыч, какие бумажки? Ты знаешь, что в городе творится?
– Да так… слышал. – Михалыч, кряхтя, будто старик, прошел к стеллажу с пистолетами и магазинами к ним. – Правда, что ли, что мертвяки оживают?
– Чистейшая, – подтвердил Виктор, протягивая руку к магазину на стойке.
– Ну и ну… – почесал затылок тот. – Дожили… Интересно, а Ленин в Мавзолее как же? Или туда же?
– Вот чего не знаю, того не знаю, – усмехнулся Виктор, представив Ильича, поднимающегося из пуленепробиваемого саркофага (неужели боятся еще одной Фани Каплан, пытающейся повторно пристрелить лысого товарища Крупского?).
– Че ж творится-то на земле русской? – сокрушался мужик, качая седой головой.
– Послушай, Михалыч…
– Чего? – простодушно спросил дядька, подавшись немного вперед, чтобы ни одно слово не ускользнуло мимо ушей.
– Вот стоишь ты в чистом поле, в красных труселях…
