– Алексей Иванович, пациентка потеряла сознание, – сообщил анестезиолог. Конечно, эпидуральная анестезия по-разному влияла на рожениц, но сознание поциентка потеряла впервые.
– Сейчас… – Хирург зафиксировал нижний сегмент оголенной матки узелковым швом, отметив про себя неестественный цвет внутренних тканей, и четким быстрым движением произвел небольшой надрез, из которого фонтанчиком прыснула темная жижа, не имеющая ничего общего с околоплодными водами.
– Что за …?! – воскликнула начмед, инстинктивно отпрянув назад.
Алексей бросил скальпель в подставленный ассистенткой судок и начал двумя пальцами расширять рану, чтобы извлечь плод.
– Пульса нет!
– Сейчас, уже вытягиваю! – Алексей погрузил четыре пальца в полость матки и, подхватив ребенка за ножку, начал извлекать его из утробы матери. Младенец отличался синеватой кожей более насыщенного цвета, чем другие новорожденные, да и вокруг шейки была обильно намотана пуповина. – Обвитие, – констатировал хирург. – Алла, проверь все.
Врач передал ребенка медсестре и отошел от операционного стола – нужно было проводить реанимационные мероприятия.
Но, несмотря на все усилия медиков, пациентку Машу спасти не удалось. В одиннадцать часов двадцать одну минуту врачи констатировали ее смерть.
– Черт! – ругнулся Алексей. – Не спасли девчонку…
– Ладно, Алексей Иванович, уже ничего не поделаешь – зашивайте ее. – Алла, что там с ребенком?
– Ничего не понимаю. Малыш живой, но не кричит, хотя я и прочистила ему дыхательные пути. Не пойму… Пыталась прослушать сердцебиение, но ничего не услышала… не понимаю, как такое может быть.
Алексей подошел к пеленальному столику, чтобы внимательно осмотреть ребенка. И действительно, кожа была не такая, как у нормальных новорожденных. А глаза и вовсе как пленкой подернуты. Хоть глазки только что родившихся малышей и бывают мутноватыми, но не настолько!
– Татьяна Владимировна!
– Алексей Иванович, вы видите то же, что и я?
– Если вы о трупных пятнах на ножках – то да… – растерянно пробормотал Алексей. – Давайте еще раз осмотрим младенца, потому что я ничего не понимаю.
Врачи склонились над пеленальным столиком, абсолютно позабыв про умершую роженицу, которая уже начала возвращаться к жизни. К иной, неправильной и противоестественной жизни.
Первой это заметила все та же Алла Морозова – не зря она всегда хвастливо говорила, что у нее глаз – алмаз. Женщина почувствовала, как шевелятся волосы на затылке, резко побледнела и, округлив глаза, силилась что-то сказать, но из непослушного горла вырывалось только тихое сипение. Спина покрылась мурашками, а колени предательски задрожали. Все ее существо кричало, что такого просто не бывает и то, что она сейчас видит, – неправда!
