В квартире, куда пытались дозвониться Антон и опер ГУВД, слышалась музыка. На звонок почему-то не реагировали. В связи с важностью задач и высокой сложностью расследуемого дела дверь можно было давно вынести. Перед Сидельниковым часто вставали и более серьезные преграды, чем эта деревянная створка, замкнутая на замок — «подарок» для домушников. Проблема заключалась в другом. Это была квартира не самого Тузкова, а его сестры. Войти с шумом было можно, да. Но тогда возможно и другое. Кто-нибудь из законопослушных соседей обязательно вызовет полицию, и тогда начнется проверка документов, словом, пойдет информация, распространения которой Копаев не хотел.
— Что делать-то будем? — пробормотал капитан, на решительные действия которого Антон наложил категоричное вето.
Копаев посмотрел на баночку под дверью. Закопченный жестяной цилиндр с надписью «Нескафе» располагался у входной двери искомой квартиры, в выемке стены, и хранил в себе три или четыре окурка. Еще несколько десятков были разбросаны по всему первому этажу, утопая в остатках человеческой жизнедеятельности.
— Ты сколько сигарет за час выкуриваешь? — спросил Антон.
— Две, наверное, — особо не напрягаясь, ответил Сидельников.
— А когда выпиваешь?
— Ну… — на этот раз капитану пришлось напрячься. — Опять же, как выпить… Пусть три.
— Мы около двери десять минут. Осталось пять.
— А если не выйдут?
— Баночка под дверью. Всегда выходят.
Уже через минуту дверь распахнулась, но не квартирная, а входная. Переступив через лужи и кучи, старушка дотащила до квартиры, напротив той, у которой стояли мужчины, сумку с продуктами и вонзила взгляд в Сидельникова.
— Что смотришь? — с ненавистью буркнула она. — Придут, нассут, накурят, а нам здесь потом жить. Не могут до улицы потерпеть.
— Зачем нам ваш подъезд? — огрызнулся оскорбленный Сидельников. — Мы в своем ссым.
Старушка скрылась за дверью, но через минуту показалась снова. Вышла с веником и смела грязь от своей квартиры мимо ног Копаева на лестницу. Потом вышла опять, с полным мусорным ведром. У самого выхода из дома с ведра свалилась скомканная упаковка чая и плюхнулась в лужу. Старушка вернулась с улицы и, перед тем как запереть дверь, сказала:
— Свиньи, — и захлопнула дверь.
— Да, — задумчиво бросил Антон. — Я понимаю опасения Евросоюза.
За дверью послышались оживленные движенья. «Не, я ту буду, что с челкой», — раздавался возбужденный шепот. «Ладно, я — светленькую. Потом поменяемся…» Двое обувались под самой дверью.
