— Но ты и есть игрушка! — насмехался он над ее внезапным гневом, перевернув ее на живот и удерживая внизу тяжестью своего тела, пока небрежно застегивал замок рубиново-золотой цепочки. — Почему бы мне не присоединиться к другим, которые играли с тобой когда-то? У тебя есть на это ответ?
Она беспомощно почувствовала его руку на своей щиколотке.
— Прекрати! Ты — чертов негодяй! Толкаешь меня, принуждаешь! Я тебя ненавижу!
— Неужели? Тогда ты ненавидишь меня недостаточно сильно, bimba.
Это слово, означающее «маленькая девочка — ребенок», было произнесено с такой презрительной резкостью, что заставило Сару вздрогнуть, несмотря на то что во время долгих часов, проведенных под солнцем, она была очень строга к себе и мысленно поклялась оставаться холодной. Как можно согласиться с фактом, что ее тело хочет этого невозможного, ненавистного, высокомерного мужчину? Конечно, чувства здесь ни при чем. Откуда им быть? И она ненавидела его — бессовестного ублюдка с черным сердцем! Ненавидела недостаточно сильно, это правда! Почему она… Она…
В ее действиях, точнее, в отсутствии действий, не было ничего прагматичного или даже логического. Почему она оставалась здесь на этих унизительных условиях, к которым он принудил ее, когда она могла в любое время легко освободиться, просто сказав правду? Он бы разозлился, мог ударить ее в гневе, как он уже сделал однажды. Но в конце концов он, конечно, отпустил бы ее, и все было бы кончено, а с течением времени, показалось бы забавной, довольно рискованной историей, которую можно было бы рассказать нескольким близким друзьям или включить в свои мемуары.
Ну, Сара! Ты знаешь, что рано или поздно он обнаружит это, так почему бы не избавить себя от страданий и не признаться во всем сейчас? До того, как он снова приблизится своей звериной походкой, которой он может моментально пересечь комнату… и до того, как он коснется тебя, и уничтожит… а ты беззащитна. Ты ведь ненавидишь его насмешливый бранящийся голос, думала с раздражением Сара. Почему она не может контролировать свои чувства?
Солнце стало почти невыносимо горячим, вынуждая ее с неохотой передвинуться в тень — в темноту и прохладу. Войдя в свою комнату, Сара помедлила на пороге, пока глаза опять смогли видеть. Первое, на что упал ее взгляд, была она сама, отражавшаяся в зеркале на стене и выглядевшая… выглядевшая как какая-нибудь дикая полинезийская принцесса с густой гривой волос и загорелой кожей, которая теперь была такая же смуглая, как и его. В ее облике появилось нечто хитрое и одновременно примитивное, чего она никогда не открывала в себе раньше, и обнаружила сейчас, стоя обнаженная в полутьме, озаряемая солнечным светом, горящим за ее спиной и обтекающим ее, чтобы отразиться на стене с почти невыносимым блеском.
