В предутренней тишине голос командующего звучал резко и зловеще, особенно тогда, когда требовал стрелять по «смутьянам» и «бунтовщикам». Мы-то уже знали, что эти «бунтовщики» — лучшие представители рабочею класса, революционеры.
Когда Хабалов смолк, по площади прокатилась волна недовольного ропота.
Несмотря на это, нам стали раздавать патроны. Получая их, мы еще раз договорились между собой: в людей не целить.
— Стрелять вверх! — эта фраза облетела все ряды.
Нас перестроили в шеренги по шесть всадников и вывели на Невский проспект.
Тут мы увидели огромную колонну, двигавшуюся со стороны Николаевского (ныне Московского) вокзала. Среди демонстрантов были женщины и подростки. Над идущими виднелись щиты и транспаранты с лозунгами: «Долой войну!», «Долой самодержавие!», «Хлеба!» и «За восьмичасовой рабочий день!».
До моего слуха донеслась команда:
— Шашки вон! Пики к бою! Шагом марш!..
Это на демонстрантов-то!.. В наших рядах произошло замешательство, но через некоторое время шеренги все же двинулись вперед.
Неожиданно с чердаков ударили пулеметы. Люди стали ложиться на мостовую, очевидно, им показалось, что в них стреляли мы. Они посылали нам проклятия.
В это время один из кавалеристов учебной команды выскочил на брусчатку. Перед ним расступились. Никого не трогая, всадник помчался по образовавшемуся живому коридору на противоположную сторону площади. Один за другим остальные двинулись за ним. Вокруг нас раздались крики «Ура!», «Слава солдатам!».
Когда оказались у Николаевского вокзала, на душе стало легче. Правда, мы не без тревоги подумывали о том, что же делать дальше.
По Литовской улице, по направлению к Невскому проспекту, шла другая колонна рабочих. Конная жандармерия и городовые попытались остановить ее. Врезавшись в толпу, они начали направо и налево стегать людей плетками, бить клинками. Раздались крики и стоны. Мы не выдержали. Наш взвод, как по команде, бросился на жандармов. Произошла короткая, но жаркая схватка. Жандармам и городовым ничего не оставалось делать, как повернуть вспять!
Вместе с демонстрантами мы направились на Знаменскую площадь. Там начался митинг.
На душе у меня, да и у товарищей тоже, как-то и торжественно и тревожно.
Когда стемнело, вернулись в казарму, собрались в конюшнях и стали обсуждать случившееся за день. Каждый делился впечатлениями и высказывал предположения о возможных последствиях. Ожидали чего-то тяжелого. Но как бы там ни было, решили в случае чего защищаться до последнего.
