Новый сильный звонок оторвал его от мрачных мыслей. Он зажег свечу и, не дав себе труда одеться, вышел в переднюю, а затем отворил дверь на лестницу, откуда послышались обычные в то время слова: «Именем народа!» произнесенные, однако, не грубым голосом, а совершенно спокойно, без всякой резкости. К своему великому удивлению, Сен-Жюст, отворив дверь, вместо гвардейских мундиров, штыков и красных шапок, увидел человека в черном, с бледным серьезным лицом.
— Гражданин Шовелен! — прошептал Арман, скорее изумленный, чем испуганный этим неожиданным появлением.
— Он самый, гражданин, к вашим услугам, — своим обычным, немного насмешливым тоном ответил Шовелен. — Я принес вам письмо от сэра Перси Блейкни. Разрешите войти?
Арман машинально посторонился, давая ему дорогу, затем запер дверь за своим ночным посетителем и со свечой в руке проводил его в комнату.
— Зажечь лампу? — спросил Арман, поставив свечу на стол.
— Это вовсе не нужно, — сухо ответил агент. — Мне надо лишь передать вам письмо и спросить на него ответ. Заключенный написал это письмо в моем присутствии, — продолжал он, вынимая из кармана письмо Блейкни и протягивая его Арману. — Прошу вас прочесть.
Присев у стола и поднеся письмо поближе к свечке, Арман принялся читать. Два раза он медленно прочел письмо, стараясь, подобно Шовелену, отыскать истинный смысл того, что Блейкни написал собственной рукой. Ни одной минуты не сомневался он в том, что все это было написано лишь для того, чтобы обмануть врагов. Безусловно веря, что Блейкни не способен на низкое предательство, Арман в то же время чувствовал, что сам он, как верный друг и помощник Блейкни, должен был инстинктивно понять, чего ожидал от него его начальник.
Вдруг ему вспомнилось письмо, переданное ему Маргаритой, наполнившее его душу радостной надеждой, и особенно ярко выступили перед его умственным взором слова:
«Если ты когда-нибудь получишь от меня другое письмо, то, какого бы ни было его содержание, поступи во всем вполне согласно с ним и немедленно пошли копию с него Фоуксу или Маргарите».
Теперь ему стало совершенно ясно, что он должен делать. Шовелен со свойственным ему терпением молча ожидал, пока Арман прочтет письмо, и, видя, что тот кончил чтение, спокойно сказал:
— Только один вопрос, гражданин, и я не стану больше задерживать вас. Но прежде прошу возвратить мне письмо. Это — драгоценный документ, который на веки вечные должен сохраниться в национальных архивах.
