Нетерпеливым жестом она отерла набегавшие на глаза слезы.
— Что же сделал Арман? — спросила Маргарита с ободрительной улыбкой.
— О, ничего дурного! — быстро ответила Жанна. — Он так добр, так благороден! Я так люблю его! Я полюбила его с первого нашего свидания. А потом он пришел ко мне, рассказывал про Англию, про благородного Рыцаря Алого Первоцвета. Вы, верно, слышали о нем?
— Да, слышала, — с улыбкой ответила Маргарита.
— В этот самый день пришел Эрон со своими солдатами, — продолжала Жанна. — Это самый жестокий человек во Франции. Тогда мне удалось спасти Армана, обманув Эрона, и, — с очаровательной наивностью добавила Жанна, — мне показалось, что после того, как я спасла ему жизнь, он принадлежит мне. Затем меня арестовали, — продолжала она после короткой паузы, и при этом воспоминании ее свежий, мелодичный голос задрожал. — Два дня я провела в темной камере, зная, что Арман страдает за меня, и не имея понятия о том где он и что с ним. Но Господь не оставил меня. В Тампле, куда меня перевели, один из служителей проникся состраданием ко мне. Не знаю, как он это устроил, но в одно прекрасное утро он принес мне какие-то грязные лохмотья, прося поскорее надеть их; когда же я переоделась, он велел мне следовать за ним. Это был жалкий, грязный человек, но у него, вероятно, было доброе сердце. Взяв меня за руку, он передал мне свои метлу и щетку. Только еще рассветало, в коридорах было темно и пусто, и на нас никто не обращал внимания. Один лишь раз какой-то солдат вздумал пошутить со мною; тогда мой проводник сурово оттолкнул его со словами: «Оставь, это моя дочь!». Я чуть не рассмеялась, но вовремя сдержалась, чувствуя, что моя свобода, а может быть, и жизнь висят на волоске. Пока мы шли по мрачным коридорам, я усердно молилась Богу за себя и своего спутника. Мы вышли по черной лестнице, потом прошли несколько узких улиц и, наконец, дошли до перекрестка, где стояла крытая повозка. Мои добросердечный провожатый усадил меня в эту повозку и приказал сидевшему на козлах человеку отвезти меня на улицу Сен-Жермен л’Оксерруа. Я была бесконечно благодарна этому жалкому человеку за то, что он вывел меня из ужасной тюрьмы, и охотно дала бы ему денег — он, наверное, очень беден — но у меня не было ни одного су в кармане. Он сказал мне, что там, куда меня повезут, я буду в полной безопасности, и просил меня терпеливо подождать несколько дней, пока я не услышу о ком-то, кому мое благополучие очень дорого и кто позаботится о моей дальнейшей судьбе.
