Походит, Походит: «Лёшка!» – орёт. Аж мурашки по телу, – вздрогнул мой гуру. – Вот тебе тридцать рублев, – трёшка по нашенски, – поллитру купишь – она тогда двадцать два с чем‑то стоила – и колбасы сто граммов, хлеба, капусты, папирос, – на сороковник наговорит, чёрт, – и сдачу принесёшь. Да смотри не сопри, – добавит. Что хочешь, то и делай…
— Главный, айда отравимся! – перебил его излияния Пашка.
— А в зубы дашь, чтоб дым пошёл? – быстро осведомился Чебышев.
— Только беломорину.
— Сам её кури, – обиделся «главный», – почему «Беломор», когда у тебя «Прима» есть?
— «Прима» для меня, а «Беломор» для друзей, – поучительно произнёс Заев. – А если заелся, так свои бычки из‑за косяка доставай, – не забыл съязвить он.
О бычках Лёша пропустил мимо ушей. Но, видно, всё же была жалость в мохнатой Пашкиной душе. Минуту помурыжив «главного», согласился угостить его «Примой».
— Это другое дело, – засуетился Чебышев, снимая очки и аккуратно убирая их в стол. – Пойдёшь с нами? – обратился ко мне, пристраивая сигарету за ухом.
— Пошли, – не стал отказываться, – газировки задарма попью.
— Интересно, аванс сегодня будет или нет? – засомневался Заев.
— Размечтался! В понедельник получишь, – положил Лёша большую ложку дёгтя в медовые Пашины мечты. Видно, вспомнил про «Беломор».
Само собой разумеется, у аппарата с газированной водой тусовались двойняшки.
— Здорово! Кабаны в натуре! – поприветствовал их. – По литру выдули?
— Не–а… По стаканчику только, – их рожи расплылись в улыбке.
— Дай‑ка сюда, – бесцеремонно забрал стакан то ли у Лёлика, то ли у Болека и с удовольствием вытянул до дна. – Центр! – похвалил воду.
— А чё? – залопотали двойняшки. – Инструмента нет… Чё там делать?
— Обкурились, наверное?
— Да, больше не лезет! – согласились они, доставая по сигарете.
В курилке между тем происходила бурная полемика.
— Конец месяца! – возмущался дородный смуглолицый мужчина с иссиня–чёрными волосами, – а у меня ещё детали не все, – необъятный живот его трясся от гнева. – Лу–кья–но–вич–к-ве–че–ру–о-бе–ща–ет, – прокашлял он, подавившись дымом и выдыхая его с каждым слогом. – Но что обещает Лукьянович, то по воде вилами писано, – отдышавшись, сделал вывод смуглолицый. – Зам и есть – зам! Вот если бы Евгений Львович Кац пообещал, тогда можно поверить, – вытирая глаза тыльной стороной ладони, бубнил он.
— В воду написано! Гондураса послушать, так это первый раз случилось, – глубоко затягиваясь, произнёс здоровенный детина, споривший вчера с Пашкой об очерёдности. – И в том месяце так было, и в августе, и в июле, и все двенадцать лет, что я здесь работаю. Повечеришь, на выходные выйдешь и всё успеешь, – обнадёжил Гондураса.
