— Мне всегда нравился старый Юлий Харфнер, Джо, — уже громче и медленней произнес он. — Иногда он бывал скуповат, конечно: дай ему волю, без гроша тебя оставит. Но слово свое он держал, и, закончив с делами, мы чудесно проводили время: ходили в театры, на концерты, просто беседовали — о политике, философии, да о чем угодно. У нас было много общего. Не знаю, почему я говорю о нем в прошедшем времени — он не умер, просто состарился…
— Для нас, считай, умер, — мрачно проговорил Экворт.
— Надеюсь, это не так. Я очень люблю Юлия — и старую Германию, старую либеральную Германию: немножко ограниченную, скучноватую, но культурную, благородную и добрую. А его сын… Альберт… это новая Германия, Джо. Люди начинают ее бояться и, возможно, не зря. Мы со стариком Юлием понимали друг друга почти во всем, а что не понимали — просто принимали. Этот же… причем таких теперь очень много… этот не видит во мне ничего, а я ничего не вижу в нем, кроме своенравного характера, грохочущего в пустом ведре души. Мне, конечно, было досадно, что он не нашел для моей семьи свободного вечера, но одновременно я испытал облегчение… Я бы не знал, что с ним делать и как его развлекать. В молодых немцах есть какая-то надменная пустота, сонная оцепенелость, они похожи на лунатиков: как будто бы в их голове живет одна-единственная завораживающая, гипнотическая мысль. Конечно, их не большинство… это, как правило, военные или зажиточные офицеры запаса вроде Альберта Харфнера. Ты понимаешь мои чувства, Джо?
— Более или менее, — ответил Экворт. — Только не думай, что у этого малого нет приятелей. Еще как есть — вот хотя бы Никси. Держу пари, уж для Никси-то он нашел свободный вечерок — и не один. Попомни мои слова.
Мистер Элингтон не поверил. Однако наша с Эквортом догадка подтвердилась: в последующие вечера Никси и Харфнера не раз видели вместе. Позже, когда мистер Элингтон и Экворт ушли, а я чистил стойку, Никси непринужденно вошел в комнату для образцов с таким видом, словно собирается уходить. Он задал мне несколько вопросов о самых дорогих наших кроссбредах, и, хотя я не понял, зачем ему это надо, причин не ответить ему не нашел.
— Спасибо, старик. Я люблю быть в курсе дела, а Экворт в последнее время молчит как рыба и только сверлит меня злобным взглядом. Кстати, помнишь молодого Харфнера? Я завтра устраиваю для него небольшую вечеринку у себя дома — так, ничего особенного, посидим да выпьем, попробуем забыть, что это воскресный вечер в Браддерсфорде. Не хочешь заглянуть? В любое время после восьми. Наш адрес — Леггетт-лейн, 14, мы занимаем первый этаж. Жена будет тебе рада, старина.
