«Всем приготовиться!» — это опять произнес Уилер, уже спокойнее: «Стрелки — на парапет! Не стрелять без моей команды! Спокойнее!»
Я взглянул поверх бруствера. На майдане повисла тишина, которую неожиданно пронзил резкий звук трубы. Враг стоял перед нами — ряды пехоты в красных мундирах в открытом строю, впереди разрушенных строений, а перед ними — эскадроны конницы, с полдюжины из которых значительно выдвинулись вперед. Где-то на валу треснул мушкетный выстрел и Уилер крикнул:
— Проклятье, прекратить огонь! Слышите?
Мы выжидали, наблюдая, как эскадроны строились для атаки, и старый ротмистр ругался вполголоса.
— Ублюдки, — сказал он, — и подумать только, ведь я сам их всему научил. Ну, конечно, третий взвод не держит строя! Это все их хавилдар Рам Хайдер! Только поглядите — чертов Поль Джонс,[155] да и только! Неужели нельзя выровняться по правому флангу? А остальные в целом выглядят недурно, а? Ну, вот, подравнялись — теперь получше, не правда ли?
Человек, стоящий за ним, что-то сказал и старый ротмистр рассмеялся.
— Если им придется нас атаковать, то я бы хотел, чтобы они сделали это как нужно — ради того, чтобы не разочароваться в своей работе — и все тут.
Я с трудом отвел глаза от наползающей массы людей и огляделся вокруг. Бабу, лежа на земле, повернул голову и заботливо протирал очки; лица Беллы Блэр не было видно, но я заметил, как она сжала кулаки. Уилер вновь нахлобучил шляпу и что-то говорил Муру; один из бхисти на четвереньках полз вдоль вала, таща за собой бурдюк с водой, чтобы напоить жаждущих.
Неожиданно в отдалении вновь запела труба, через майдан донесся рев голосов и крики приказов, а потом кавалерия двинулась — сперва шагом, потом рысью; над ее рядами яркими вспышками сверкнули вытащенные из ножен клинки.
«О, Иисусе, — подумал я, — это конец». Там их, наверное, целые орды, друг за другом надвигаются из предрассветного тумана, поднимая клубы пыли. Стрелки мятежников опять оживились и пули снова засвистели над головой.
— Спокойнее, все! — снова выкрикнул Уилер. — Помните — ждать приказа!
Я положил рядом револьвер и опер мушкет на бруствер. Во рту у меня до того пересохло, что я не мог даже сглотнуть — я вспомнил массы русской кавалерии, запрудившие высоты под Балаклавой, и как регулярный огонь остановил их на всем скаку — но там стреляли горцы Кэмпбелла, а у нас на валах была лишь жалкая шеренга истощенных развалин и штатских. Мятежники прокатятся по нам, как волна, прорвавшись сквозь наши жидкие залпы.
