[132]Сипай джай! — и тому подобное — лозунги смерти и восстания. Один мерзавец стоял в тележке, размахивая над головой кандалами, а тяжело волнующаяся масса сипаев и базарных нищих влекла его за собой, опьяненная дикими воплями.
За дорогой пылали казармы туземной кавалерии; на моих глазах крыша одного из зданий с треском рухнула, разбрасывая искры во все стороны. За спиной у меня горели какие-то постройки на базаре, и когда я обернулся, то заметил кучку негодяев, швыряющих керосиновые лампы в окна лавки, в то время как их приятели копошились вокруг распластанного тела ее владельца; наконец они подхватили его и бросили прямо в пламя, дико крича и приплясывая при виде того, как он безуспешно пытался оттуда выбраться. Несчастный превратился в живой факел — его рот открывался и закрывался в неслышных стонах, а затем он рухнул в пылающие развалины.
Не помню, сколько я сидел, смотря на все эти невероятные вещи, — помню только, что уже стемнело, пламя бушевало со всех сторон, а жуткая вонь отравляла воздух — когда я наконец пришел в себя настолько, чтобы понять — чем скорее я смоюсь отсюда, тем будет лучше. Конечно же, я был в достаточной безопасности, так как с виду выглядел вылитым туземцем — к тому же таким огромным и безобразным — но дольше испытывать судьбу не имело смысла. В любой момент на дороге могли раздаться звуки горнов, возвещающие про подход британских отрядов, а я не хотел бы попасть им в руки в таком виде. Так что я развернул моего пони мордой к северу и поехал вдоль обочины дороги, а обезумевший людской поток катился в том же направлении почти рядом со мной.
Даже к тому времени я все еще не представлял себе ясно, что происходит, но все мои сомнения разрешились, стоило мне поравняться со зданием тюрьмы. Здесь собралась огромная толпа, вопящая и приплясывающая вокруг костра, все как на подбор, в своих тюремных дхоти,[133] но уже без кандалов. Среди бывших заключенных я узнал Гобинду и еще пару других; незнакомый мне сипай стоял на тележке, что-то выкрикивая в толпу, хотя сквозь дикий шум его было едва слышно:
— Дело сделано!.. Смерть гора-логам!..[134] Сагибы уже повсюду бегут… видите, кандалы разбиты!.. О, братья, убивайте! Убивайте! Идем в квартал белых!
Вся толпа вскрикнула в один голос, и поток освободившихся заключенных, вопящих и размахивающих руками, выплеснулся на Большой тракт и хлынул к бульвару — Боже, там уже появились огни пожаров, особенно на его восточном конце. Должно быть, это горели бунгало по этой стороне бульвара, за нуллахом.
