Старый Сардул расплакался. Когда ему дали патроны, он протянул трясущуюся руку, но не взял их. Он сделал слабый, неловкий жест и вдруг вскрикнул, срываясь на визг:
— Полковник-сагиб, это невозможно! Никогда, никогда я не проявлял неповиновения — никогда не нарушал присяги! Сагиб, не просите меня об этом — возьмите что угодно, даже саму мою жизнь! Но не мою честь! — Он бросил свой «энфилд», заламывая руки: — Сагиб, я…
— Дурак! — загрохотал Кармайкл-Смит. — Ты полагаешь, что я прикажу тебе уронить свою честь? Неужели кто-либо думает, что я способен на это? Говорю тебе, патроны чисты! Посмотри на старшего хавилдара — посмотри на Маккарам-Хана! Неужели они бесчестные люди? Нет — но они и не мятежные псы!
Это был не лучший способ разговора со старым сипаем — Сардул завопил как безумный, но так и не коснулся патронов. Раздача продолжалась; когда разносчики патронов дошли до конца шеренг, оказалось, что только четверо солдат из девяноста взяли новые заряды — четверо и еще незыблемый столп преданности Флэши Маккарам-Хан (он помнил свой долг, как, впрочем, и про свою выгоду).
Кармайкл-Смит едва мог говорить от душившей его ярости, но вел он себя достаточно примитивно, обещая нам ужасное возмездие, и наконец вынужден был распустить строй. Солдаты разошлись в полном молчании — одни с окаменевшими лицами, другие — с озабоченными, некоторые (вроде старого Сардула) открыто плакали, но большинство были просто угрюмыми. Кстати, никто не бросил ни слова упрека тем из нас, кто взял патроны, — так много было среди сипаев последователей нашего терпеливого малыша Тома Брауна.
Конечно, всего этого Кармайкл-Смит понять не мог. Он думал, что отказ от патронов вызван откровенной тупостью сипаев, взбудораженных несколькими недовольными. Так оно, в общем, и было, но прежде всего за этим стояли искренние религиозные чувства и недоверие к Сиркару. Если бы у генерала оставалась хоть капля соображения, он бы на время оставил эту возню с патронами и добился, чтобы эти умники из Калькутты прислали новые, которые сипаи могли бы смазывать сами (что, как мне кажется, было сделано в других гарнизонах). Кармайкл-Смит мог бы для примера наказать одного-двоих ослушников из числа старых солдат, но ему этого было недостаточно. Его посмели ослушаться его собственные солдаты и он не намерен был оставлять это дело безнаказанным. Так что все восемьдесят пять человек были отданы под трибунал и суд, составленный исключительно из туземных офицеров, приговорил солдат к десяти годам каторжных работ.
