Горменгаст | страница 29

Слуга удалился.

— Прюнскваллор, — произнесла Графиня, уже отошедшая к окну и глядевшая теперь во двор.

— Мадам? — откликнулся Доктор.

— У меня тяжело на сердце, Прюнскваллор.

— На сердце, мадам?

— На сердце и на душе.

Она вернулась к креслу, уселась заново и, как прежде, свесила руки по сторонам.

— В каком смысле, ваша светлость? — В голосе Прюнскваллора не осталось и следа пустой игривости.

— В замке неладно, — ответила она. — Не знаю, где именно. Но неладно.

Она смотрела на Доктора.

— Неладно? — наконец отозвался он. — Вы подразумеваете некое влияние — некое дурное влияние, мадам?

— Наверняка не знаю. Но что-то переменилось. Я это чувствую нутром. Завелся тут у нас некто.

— Некто?

— Враг. Человек или призрак — не знаю. Но враг. Понимаете?

— Понимаю, — ответил Доктор. Желанье шутить покинуло его окончательно. Он наклонился вперед. — Это не призрак, — сказал он. — Призракам не присуще стремление к бунту.

— К бунту! — громко произнесла Графиня. — К какому бунту?

— Понятия не имею. Но что же еще, мадам, могли б вы почувствовать, как вы изволили выразиться, нутром?

— Да, но кто здесь осмелится бунтовать? — прошептала Графиня, словно обращаясь к себе самой. — Кто осмелится?.. — И помолчав: — А сами вы кого-нибудь подозреваете?

— У меня нет доказательств. Но я поищу их. Ибо, клянусь ангелами небесными, раз уж вы заговорили об этом, значит в замок вселилось зло, ошибки быть не может.

— Хуже, — отозвалась Графиня, — хуже, чем зло. Измена. Она глубоко вдохнула и произнесла, очень медленно: —…и я сокрушу врага, истреблю — не только ради Титуса и его покойного отца, но больше того — ради Горменгаста.

— Вы говорите о вашем покойном муже, мадам, о высокочтимом лорде Сепулькгравии. Но где же его останки, если он действительно умер?

— Не только это, любезный, не только! Что знаем мы о пожаре, погубившем его блестящий ум? Что знаем мы о пожаре, в котором, если бы не юный Стирпайк… — Она угрюмо примолкла.

— И что знаем мы о самоубийстве его сестер, об исчезновении главного повара в одну ночь с его светлостью, вашим мужем — все за один год, или чуть больше, — и о сотнях происшедших с тех пор отклонений от правил и странных событий? Что стоит за всем этим? Клянусь всей и всяческой иллюзорностью, мадам, у вас нелегко на сердце вовсе не без причины.

— А есть еще Титус, — сказала Графиня.

— Есть еще Титус, — быстрым эхом откликнулся Доктор.

— Сколько ему сейчас?

— Без малого восемь. — Брови Прюнскваллора приподнялись. — Вы с ним не видитесь?