Когда совещание подошло к концу, Даниэль очистил настенный экран и с полминуты мерил шагами опустевший конференц-зал — крутил головой, массировал шею, разминал плечи. А затем громко произнёс:
— Люсьен.
На экране возникло лицо Люсьена Крэйса.
— Значимый прогресс? — спросил Даниэль.
— Бесспорный, — ответил тот, пытаясь смотреть Даниэлю в глаза, но что-то упорно заставляло Люсьена отводить взгляд.
Не дожидаясь объяснений, Даниэль махнул экрану рукой, чтобы тот показал ему то, на что смотрит Люсьен.
До горизонта протянулся унылый каменистый край. По камням ползали дюжины созданий, по виду напоминающих крабов — некоторые глубокого синего цвета, другие кораллово-розового. Впрочем, это не были настоящие цвета, которые могли бы увидеть обитатели этого мира, а лишь облегчающие восприятие маркеры, добавленные к видеопотоку. На глазах у Даниэля с пробегающего облака начали падать крупные капли едкого дождя. Бесспорно, на Сапфире было сложно найти менее живописное место.
— Видите вон тех, синих, над озером в старом кратере? — спросил Люсьен с отъехавшей в угол экрана уменьшенной картинки.
Чтобы Даниэлю было легче увидеть, Люсьен нарисовал в нужном месте кружок.
— Вижу.
Пятеро синих существ сгрудились вокруг одного розового; Даниэль жестом увеличил изображение этой части экрана. Синие вскрыли тело своего пленника, но тот оставался жив. Даниэль знал это совершенно точно, потому что розовые совсем недавно получили особое свойство — как только они умирали, их тела моментально превращались в жидкую кашицу.
— Они нашли способ изучать анатомию, — сказал Люсьен. — Изучать на живом организме.
С самого начала проекта Люсьен и Даниэль решили даровать фитам способность к наблюдению за своими телами и как можно более свободным манипуляциям с ними. В мире основанной на ДНК биологии глубинные основы механизмов анатомии и наследственности стали доступны лишь с появлением продвинутой технологии. В Сапфире барьеры были намеренно установлены куда ниже. Базовой единицей биологии здесь были «шарики» — небольшие сферы, обладающие несколькими простыми свойствами. Сложной биохимии здесь не было. Шарики были крупнее, чем клетки в реальном мире, и в лишённом дифракции мире Сапфира их можно было рассмотреть невооружённым глазом. Животные получали шарики из пищи, а в растениях они делились самопроизвольно под действием солнечного света. В отличие от реальных клеток шарики не мутировали сами собой. Взаимное расположение шариков в теле фитов можно было достаточно легко изменить, и это позволяло проводить столь глубокую самостоятельную модификацию, о которой человеческие хирурги или создатели протезов и мечтать не могли. И эта способность была ключевой как минимум на одной из стадий жизни: схема воспроизводства требовала, чтобы два фита объединили «лишние» шарики своих тел и совместно «слепили» из них младенца, отчасти прямо копируя при этом части тел друг друга.
