Кристальные ночи | страница 10
В конечном счёте они с Люсьеном сошлись на серии модификаций условий окружающей среды, которые предоставят созданиям возможность развиваться. Большинство сценариев начинались с голода. Люсьен вызывал болезнь пищевых культур, а потом протягивал фитам зримую награду за прогресс — так сказать, подвешивал на ветке соблазнительный новый фрукт, лишь чуть-чуть оставляя его за пределами досягаемости. Иной раз эта метафора воплощалась практически буквально: возникало новое растение со сложным жизненным циклом, который требовал сложной обработки для того, чтобы его можно было есть; или же появлялось новое животное, хитрое и норовистое, но с пищевой точки зрения заслуживающее, чтобы на него охотились.
Фиты раз за разом проваливали предлагаемый им тест, а их популяция снова и снова сокращалась вплоть до полного исчезновения. Даниэля это приводило в смятение; не то, чтобы он становился сентиментальным, но он всегда гордился тем, что ставил более высокие стандарты, чем экстравагантные жестокости природы. Неоднократно он порывался внести в физиологию фитов новые модификации, позволившие бы им умирать от голода быстрее и менее мучительно. Но Люсьен справедливо возражал на это тем, что такие модификации уменьшат шансы на успех, уменьшая период высокой мотивации. И с гибелью очередной группы особей из пыли возникала свежая партия их слегка изменённых сородичей; без такого вмешательства Сапфир окончательно превратился бы в дикую планету за считанные дни реального времени.
Даниэль закрывал глаза на эту бойню, всецело полагаясь на время и на число попыток. В конце концов, именно это дал ему кристалл: если всё окажется напрасным, всегда можно отбросить ложное притворство о якобы понимании того, как достичь цели, и просто запускать одну случайную мутацию за другой.
Шли месяцы. Счёт голодных смертей на Сапфире пошёл на сотни миллионов. Но разве у Даниэля был выбор? Если дать этим созданиям молочные реки и бочки с мёдом, они останутся жирными и глупыми до самой его смерти. Голод приводил их в движение, заставлял искать решения, вынуждал действовать. Хотя любой из наблюдателей с готовностью приписал бы поведению фитов человеческие эмоции, себе Даниэль говорил, что страдания фитов — нечто поверхностное, не сильнее того инстинкта, который заставляет отдёрнуть руку от пламени, когда ты даже не успел ничего почувствовать.
Они были не ровня людям. Пока что.
И если Даниэль потерял бы выдержку, у них не стало бы шанса ею стать.