В поселке, у чайханы, на маленькой площади, предрик, узнавший о прибытии спецрейса, выкрикивал шоферов, желающих отвезти научную группу к подножию ледника. Шоферы топтались в пыли, отворачивались, сосредоточенно разглядывая кур, клокотавших в тени грузовушек, и никто не хотел нас везти.
Я тогда возмутился, сказал что-то резкое предрику, какой, мол, он начальник района, если не может найти шофера, но тот - маленький, пузатый, в тюбетейке - строго посмотрел на меня и ответил:
- Кому надо, понимаешь? Что там хорошего?
- А чего плохого? - удивился я. Но удивился, как выяснилось, напрасно.
Предрик обнаружил брешь в водительских рядах - какого-то молодого испуганного парня, заставил его сгрузить из кузова ящики с бутылками и силком затолкал нас.
- Команду имею! - кричал он при этом каким-то оправдывающимся голосом. - Отправить ученых!
Зрители и чайханщик глядели на предрика осуждающе.
Пока мы отъехали от поселка недалеко, наш шофер три раза останавливал машину, вылезал из нее и, прижав руки к груди, добавляя что-то по-таджикски к русским словам, умолял нас отпустить его:
Мы ничего не понимали, пока через пять часов не добрались к подножию ледника.
Водитель тут же развернулся и уехал, а к нам приблизились небритые люди - остатки горного отряда, который из-за ледника вынужден эвакуироваться. Мы сказали про странного шофера.
Горняки как-то сразу умолкли, скованно улыбаясь, потом один показал на чан, от которого вкусно пахло мясом.
- В этом все дело! - И добавил убежденно: - В нем!
Мы не поняли, и тогда горняки нехотя объяснили, что захватили с собой поросенка, откармливали его, а мусульмане, узнавая о свинье, пугались и твердили: "Будет беда!" И что ж, подтвердилось. Тронулся ледник.
Мы засмеялись, но, не поддержанные горняками, умолкли. Они, выпив, сосредоточенно, с яростью, словно вымещая обиду на поросенке, поедали его.
Потом горняки уехали, мы остались одни.
Я глядел на ледник и не мог побороть отвращения. Он походил на жуткую тварь, вылезшую из-под земли. Ледовые глыбы, черные от грязи, перемешавшись с осколками поменьше и просто с крошевом, передвигались незаметно для глаза, только изредка взрывая тишину утробным грохотом. На кончике своего языка ледник волок останки сооружения, где была электростанция горняков. Снизу и спереди ледник действительно напоминал гигантский язык, усеянный искореженными, беспорядочно смешанными заостренными глыбами. Лед таял, и с языка текло.
