Впрочем, тебе этого пока не понять, да, может, и вовсе ни к чему: это я, мужчина, должен хлопотать о деньгах, для женщины это второе дело, хотя, впрочем, без денег шубу не сошьешь, как говорится. Ну ничего, ты скоро приедешь ко мне, как-нибудь уговорю ПэПэ отдать тебя в мою группу, и мы начнем вдвоем обхаживать эти урманы, эти просеки и луговины. Конечно, нас будет жрать комарье и гнус и будут жечь морозы, но зато, Ленка, мы будем вместе. И когда-нибудь приедем в институт, огрубелые, обветренные, я с черной окладистой бородой - кстати, уже начал ее отпускать, чтобы ты не узнала меня при встрече, - и наши замшелые пни - преподаватели и всякие там прочие аспирантики - увидят настоящих людей... Зовет кашевар. Обед готов. Потом мы сразу уйдем на съемку. Вечером допишу".
- Мне хотелось бы узнать ваше мнение о людях Гусева. Я думаю, это поможет восстановить картину их психологического состояния в то время.
- Гусев - человек опытный, лесовик, но не очень далекий. Образование - техникум. Привык выполнять работу "от" и "до". Радист у них новенький, совсем мальчишка, маменькин сынок. Я думаю, во многом виноват он. Если бы по его неопытности не упала антенна...
- Дальше.
- Про Орлова я вам говорил, знаю его плохо. Он только начинал. Все, что знаю о нем, - учились в одном институте. Новичок, и этим все сказано.
- Там был еще один.
- Да, рабочий. Забыл его фамилию.
- Симонов.
- Точно, Симонов. Однофамилец поэта. Как это я...
- Он, кажется, был в заключении?
- Вот-вот. Темный тип, хотя мы вынуждены брать и таких, не хватает людей. Думаю, в общем, контингент группы не блистал. Поэтому так и случилось.
- Словом, вы считаете, что психологическая обстановка в группе не была идеальной.
- Мягко говоря...
- И это - одна из причин?
- Весьма существенных.
24 мая. 14 часов
НИКОЛАЙ СИМОНОВ
Он шел первым, торя тропу к триангуляционной вышке. Идти было трудно, рыхлый снег проваливался до самой земли под тяжестью тела и тяжестью груза: за плечами висел штатив для прибора, а сам прибор, болтаясь на груди в неудобном футляре, оттягивал шею.
Идти было тяжело, но еще тяжелей было на душе, словно камень давил как в тот день.
Но в тот день были причины, опять они полаялись с Кланькой, оттого он и пива выпил, и бутылку взял, хотя ее и не открывал, - да какой прок, что не открывал, к делу ее, однако, пришили. В общем, тогда камень давил справедливо, теперь же все это ерунда, одни впечатления, их надо топить эти впечатления, чтоб не перли, иначе - худо дело, это уж он испытывал сто раз на проклятой отсидке. Но тогда была отсидка, какое-никакое, а заключение. Здесь же - другое дело, воля, хорошая работа, денежная, и ребята, слава богу, толковые, хорошие ребятишки, век бы с ними вековать, таскаться вот так по тайге и не вспоминать никогда эту Кланьку, быльем все оно зарасти, кабы не Шурик белобрысый, кабы не Санька его, Александр Николаевич Симонов, ученик третьего класса, девяти с половиной лет от роду...
