Ставр уже не соображал, сколько времени он сидит в карцере. Может, сутки, а может — неделю. Когда лагерь был военной базой, это помещение использовалось как арестантское, соответственно оно и было оборудовано: ничего, кроме серых бетонных стен в зловонных потеках мочи. Под низким потолком имелось узкое отверстие, позволявшее просачиваться внутрь скудным порциям дневного света. Воздух оно почти не пропускало. От духоты и жары Ставр все время был в поту. Голова разламывалась от боли. Временами он отключался, проваливался в тяжелую бредовую сумятицу.
Когда охранники привели его сюда и Хиттнер сам открыл дверь, Ставр заглянул в вонючую душегубку и заявил, что не войдет туда.
— Нет, войдешь, — ответил Хиттнер. — Войдешь, потому что у тебя нет другого выхода. От тебя кровью пахнет, и, если ты вернешься в казарму, они порвут тебя на куски. Ты кишки свои с пола собирать будешь, понял?
Сейчас Ставр думал, что лучше бы Хиттнер его сразу расстрелял или позволил вернуться в казарму, тогда все кончилось бы быстрее и не столь омерзительно.
Ночью, сидя на полу в кромешной тьме, Ставр услышал, как поворачивается в замке ключ и гремит засов.
«Все! — вспыхнуло в голове. — Но почему ночью? А-а-а… здесь все происходит ночью».
В нем взметнулась бешеная ярость. Если бы его поставили к стенке сразу после того, как он убил Буффало и был еще пьян от крови, высокомерия и злости, а гордость его не была унижена скотским пленом, Ставр спокойно принял бы смерть, и у него нашлось бы мужество засмеяться. Но теперь в нем накопилось столько ненависти, что он уже не мог покориться обстоятельствам. Ставр решил, что теперь и Хиттнер, и прочий сброд надолго запомнят, во что им обойдется его смерть. Долго будут помнить. Все, кто жив останется.
Дверь открылась. Сразу вспыхнул луч фонарика. Метнулся по стенам, нащупывая Ставра, и ослепил его.
— Давай выходи, — произнес голос Хиттнера.
Защищая глаза от яркого света, Ставр тяжело поднялся с пола. Пролезая в дверь, он намеренно горбился и шатался. Но Хиттнер, очевидно, уже слишком хорошо представлял, с кем имеет дело.
— Давай без глупостей, — предупредил он. — Не в твоих интересах сейчас устраивать шум.
Хиттнер погасил фонарь. Осмотревшись в темноте, Ставр с удивлением обнаружил, что, кроме Хиттнера, больше никого нет. Странно, человек с его репутацией, кажется, заслуживает эскорт по крайней мере из пяти охранников с автоматами.
