Как дальше жить? Где новая цель, новый фарватер?
От отчаяния и растерянности Шуракену хотелось то запить по-черному, то пойти крушить всю сволочь, какая подвернется, то послать все к черту, забраться в тайгу, вкопать в землю забор из цельных бревен в два человеческих роста и жить за ним как бог на душу положит. Прав был Командор, что не отпустил его домой. Не готов он еще к тому, чтобы вернуться.
Перегоняя обиду и ярость в элементарную созидательную энергию, Шуракен до ломоты в костях загружал себя физической работой. Он расчистил двор и, глядя на снежный вал, который он наворотил вокруг дачи, можно было решить, что тут поработал бульдозер. Котел парового отопления в доме был на газе, но для бани Командор заготавливал дрова. Расчищая двор, Шуракен обнаружил сваленные за баней бревна. Находка эта оказалась как раз то, что нужно. Шуракен вытащил из подсобки бензопилу «Дружба» и взялся разделывать бревна на ловкие чурбаки, которые затем раскалывались с одного удара топора.
Подъезжая к даче, Командор увидел дым над крышей бани.
— Глядите-ка, Иван Георгиевич, капитан баню затопил, — оживился Костя.
— Милое дело, — сказал Командор.
Шуракен вогнал топор в пень, на котором колол чурбаки, и пошел к «уазику». На нем был старый свитер, спортивные штаны и кроссовки — все с Командора, по габаритам они с Шуракеном соответствовали.
Командор вылез из машины, поднял меховой воротник летной куртки. Он был без шапки, лоб плавно переходил в плешь на макушке, четко обведенную границей еще довольно густых седых волос. Отвечая на рукопожатие Шуракена, Командор отметил, что лицо у парня отмякло, а раньше было, как сжатый кулак. Глаза прояснились.
«Ничего, Гайдамак молодец, прорвется», — подумал Командор.
— Красота-то какая, — сказал он, — снег белый, нетронутый, как девичья постелька. Нагородил сугробов, весь парадиз испоганил. А что баню затопил, это кстати.
Командор открыл заднюю дверцу «уазика» и вытащил большую сумку.
— Тут у ребят сука ощенилась. Я для тебя взял одного пацана.
Командор присел над сумкой, запустил в нее руки и вытащил дымчато-серого мохнатого щенка кавказской овчарки.
Поставленный на снег, щенок тут же пустил под себя лужу и на коротких толстеньких лапах подкатился под ноги Шуракену. Но не потому, что сразу признал хозяина: просто пара старых кроссовок была единственным родным, пахнущим человеком объектом, оказавшимся в поле зрения и обоняния.
— Е-мое! — Шуракен поднял щенка на руки, тот рявкнул, как плюшевый медвежонок.
