Еще этого не хватало! Теперь маленькая Марья успокаивала меня!
* * *
Я должен был помогать ей, раз Вадька доверил мне свою сестру. Но разве сразу сообразишь, какие надо придумать слова, чтобы продиктовать письмо их маме.
Пришлось снять шапку, потому что голова взмокла от напряжения. А Марья сидела рядом со мной, взирая на меня с послушным вниманием. Она взирала, а я потел и краснел. Да еще она оказалась спорщицей – ворчала на каждом шагу.
– «Дорогая мамочка!» – продиктовал я. Так она даже с этим не согласилась.
– В каждом письме «дорогая мамочка»! – сказала Машка. – Надо что-нибудь другое.
– «Любимая мама», – предложил я. Но и это не подошло.
– «Милая наша мамочка», – придумала Марья и, высунув кончик языка, аккуратно вывела на листке, вырванном из тетради.
– «Сегодня я получила…» – продиктовал я. – Сколько ты получила пятерок?
– Ни одной, – вздохнула Машка.
– «Три пятерки», – выдумал я.
Она охотно записала мою ложь.
– «А Вадик, – продолжал я фантазировать, – только одну. Зато по арифметике».
– У них уже нет арифметики, – вскинула голову Марья, – алгебра, геометрия.
– Погоди, – проворчал я недовольно. Мне эти предметы были пока неизвестны, а мало ли, маленькая Марья может и перепутать слова. Разбирайся потом. Вдруг их мама забеспокоится, догадавшись про вранье, будет плакать, ей станет хуже. Нет, не мог я рисковать такими серьезными вещами. – «Зато по истории…» – предложил я.
Но Машка не унималась.
– По истории он получил позавчера, – сказала она привередливо. – Что-то часто!
– Тогда по географии, – сказал я.
Наконец-то привереда согласилась.
И тут на меня накатило. Совершенно неожиданно к голове прихлынула кровь (а еще мама говорит – малокровие), и я, может, первый раз в жизни испытал на себе, что такое творческий подъем.
– «Мамочка! После зимней непогоды стало тепло. Греет солнышко, – диктовал я, и Марья уже не упрямилась, наоборот, она пораженно взглядывала на меня, даже не стараясь скрыть восторга. – Чирикают воробьи! Капает капель. Жизнь оживает. Скоро и ты, мамочка, поправишься!»
Я припомнил, что говорил мне сегодня Вадим у себя дома. Надо было и про это написать.
– «По радио, – продолжал я, – все чаще объявляют салюты. Скоро конец войне. Тебе тоже надо поправляться».
Я попробовал вообразить себя на месте Вадьки и маленькой Маши. Меня опять окатила жаркая волна. Перехватило горло горькая тоска: я – и один? Но это невозможно! Схватить себя за голову и завыть!
Пришлось тряхнуть головой. Нет, это не со мной. Слава богу, слава богу! И если мне только что хотелось взвыть, слова в письме, которое я диктую от имени Вадика и Марьи, нужны совсем другие.
