.
Но примеры Иоанна Грозного, Михаила Романова, Александра Суворова, Михаила Кутузова наглядно демонстрируют, что сочетать православные взгляды и лавровый венок победителя вполне реально. Что же из этого следует? Ну, как минимум то, что нет никакой корреляции между православием и патриотизмом, православием и национальным подъемом, приводившим Россию не раз в мировые лидеры. Эти два дискурса никоим образом не противоречат друг другу, но и никакой взаимообусловленности не предполагают. А уж какой из аспектов дискурса считать актуальным – вопрос к национальной элите: кому-то ближе ассоциация с архангелом Михаилом, кому-то с Иовом.
Будучи светским человеком, я не могу не понимать, что процесс канонизации не есть механическое «начисление очков» за заслуги перед Отечеством. Это процесс многомерный, включающий в себя самые разные ипостаси – нравственные, духовные, интимный даже, можно сказать, процесс. Но я также не могу не понимать, что такой мощный инструмент нравственной оценки, как причисление к лику святых, не может не участвовать в деле воспитания верующих граждан в определенном ключе, задавать некое направление мысли и… соответствующих действий (или полного бездействия). Это один из тех самых «культурных кодов», о которых сейчас так много говорят. Если православие претендует на роль национальной идеологии, то мне бы хотелось понять: почему успехи государства никак не ложатся на чашу весов этой «нравственной» оценки? Институт святых – это же не просто группа волшебников, раздающих детишкам пряники на Рождество, это еще и очень сильный воспитательный элемент, образцы «делать жизнь с кого». Почему те, с чьим именем связано величие и успехи национальной политики России, не удостаиваются положительной оценки столь мощного общественного института, как Церковь, и почему государственные деятели, чья деятельность была, мягко говоря, неуспешной, предлагаются за такой образец? Решение о канонизации семьи Романовых имело однозначно политическую подоплеку. Я уже не говорю о том, что оно было принято вслед за решением Русской православной церкви за рубежом, когда это были еще совершенно разные сообщества.
Мысль опережает действия. Мыслеформа идет впереди любого политического проекта, и я хочу понять, что я увижу в конце? Торжество нации или очередное убедительное объяснение, почему не получилось? «…Ибо царство мое не от мира сего»? Что же получается? Русские, руководствуясь этой идеологией, должны добровольно «освободить» «мир сей» для других, более подходящих к нему, этому «некошерному» миру народов? Может, я ошибаюсь, но, по-моему, это обоснование геноцида. Нам говорят, Русская православная церковь – последний оплот русской цивилизации в борьбе с «силами Запада». Допустим. Но почему же тогда оценка (нравственная прежде всего оценка) действий монархов российских у нее полностью совпадает с мнением западных, и прежде всего английских, политических институтов?
