— Но что плохого сделали ей Пертви?
— Плохо сделали канарейкам, — сказал Шерлок Холмс. — Сотни птиц ваши предки отправляли в свои шахты, чтобы узнать, какова влажность угля, как это тогда называли. Но сейчас мы понимаем, что речь шла о наличии газа метана.
— О боже! — воскликнул я. — Но я никогда не слышал о подобных вещах. Я вообще ни разу в жизни не был в шахте!
— Птицам никто не хотел причинить вреда, вы же понимаете. Как правило, если они прекращали петь, это было знаком для шахтеров. Если птицы теряли сознание, те старались привести их в чувство… Тем не менее, я полагаю, если этот неуловимый, невидимый и смертельный газ все же присутствовал, то часть птиц все-таки умирала… Вот почему миссис Моултон жаждала мести! И когда она намекнула нам, что больше уже не будет мертвых канареек в клубе, я поспешил сюда, чтобы расстроить ее финальный замысел…
Я с безмолвным благоговением уставился на него. Через несколько секунд в комнату ворвался и сам доктор Ватсон, сообщив, что миссис Моултон в полиции полностью признала свою вину, а еще выяснилось, что ее девичья фамилия была Уилсон. Он настаивал на проверке моего пульса и сердцебиения, желая узнать, все ли со мной в порядке. Прежде чем я успел произнести слова благодарности, его друг Холмс уже накинул на плечи свое пальто и вышел из клуба. Ватсон быстро убрал свой стетоскоп и поспешил за ним. Я не винил его. Я понял, что Шерлок Холмс был человеком, за которым я бы тоже пошел куда угодно.
Вызывающая отвращение история о красных пиявках
«Морган Лливелин» (приписывается Эрнесту Хемингуэю)
Следующий рассказ вряд ли можно назвать загадочным. Мистер Р. заплатил за него наличными, поэтому мы не можем с уверенностью назвать его автора, хотя в бухгалтерских записях получателем записан Э. М. X. Дожившая до наших дней внучка мистера Р. предполагает, что это лауреат Нобелевской премии Эрнест (Миллер) Хемингуэй (1899–1961), автор таких поистине героических работ, как «Прощай, оружие!», «Убийцы», «Старик и море», а также «И восходит солнце (Фиеста)». Но эта гипотеза основывается частично на «отголоске Хемингуэя» в этом рассказе, а частично — на ее детском воспоминании о бородатом мужчине, которого дедушка, представляя, назвал «папа», чем ужасно ее смутил. Вторая загадка касается канонической ссылки на «вызывающую отвращение историю о красных пиявках и ужасной смерти банкира Кросби». В следующем рассказе нет никакого упоминания о Кросби. Я еще раз изучил записи Ватсона, чтобы убедиться, не пропущено ли его имя, ведь банкир мог быть безымянной жертвой этой истории, или, наоборот, смерть Кросби была отдельным приключением, которое Ватсон ошибочно присовокупил к своим красным пиявкам.
