— Хоть не зазря корячились. Хотя мог бы и помочь, — изрек Макс, оглядывая поле боя, над которым весело летали снежки. Заигравшись, народ начал кидаться не только в мешок, но и друг в друга, что постепенно переросло в небольшую баталию.
— Подумаешь, несколько контейнеров со снегом в одиночку загрузил, — ухмыльнулся я. — Отрабатывай еду, проглот.
Наконец, развлекаться стало не с чем — попросту закончился снег. Толпа все еще не могла успокоиться, обсуждая произошедшее.
— Эх, Петро, как я табе засветил прямо по макушке! — радостно раздавалось то тут, то там.
Дождавшись, пока все внимание вновь обратится на меня, я продолжил вече:
— Итак, перед вами девка Мария. Обвиняется в государственной измене. Должна была быть сожжена две недели тому назад.
Народ изумленно заахал — как же так, чем же такая молодая да красивая провинилась. Как хорошо, что перед помостом была зона отчуждения, и из селян вблизи девушку никто не мог увидеть.
— За что такую-то!
— Ох, бабоньки-и…
— За попытку освободить главного душегуба уничтоженной банды — главаря Сеньку-кровь-в-песок! — добавил в голос жестокости я.
Толпа тут же одобрительно загомонила.
— Так ей, ведьме! — взвыл кто-то.
Игры играми, а наказание — наказанием. Все прекрасно понимали, что казнь снежками — это лишь развлечение, а затем, чуть позже, разбойника или повесят, или четвертуют, в общем, что сирдару по нраву придется. Как на прошлом вече, все по чести.
На глазах у Марии заблестели едва сдерживаемые слезы. Э, нет! Так не пойдет, она же сейчас все испортит, что мы с ней сотворили!
— Макс! — тихо зашипел я. — Ввали ей магии, пусть успокоится. Не дай бог заплачет!
Компаньон, заметив состояние девушки, согласно кивнул и начал делать в воздухе непонятные пассы. Слезы тут же исчезли.
— Однако… — с великодушной улыбкой продолжил я. — Смертная казнь была заменена рабством. Пожизненно. Будет прислуживать во дворце, выполнять грязную работу. Свободы — лишается!
Народ возмущенно загудел. Не обращая внимания на недовольство людей, я сделал знак Ирвану. Тот с невозмутимым лицом подошел к девушке и, приподняв пышный шарф, надел на ее изящную шею ошейник. Застегнув его, управляющий привязал поводок к моему поясу.
— Тихо, люди, тихо! — властным жестом прервал я негодующий гул. — Будьте великодушны. Не со зла она это хотела, а из мести. Обманул ее друг сердечный, в доверие втерся. Влюбилась она, а он разбойником оказался, да из-за Сеньки погиб. Вот и хотела отомстить, освободить главаря да погубить, за любовь свою да честь отомстить.
