Неожиданно кто-то крепко взял меня за плечо. Я протянул кисет, шагнул было дальше, но крепкая рука не отпускала меня.
Я поднял голову. Отец! Это был отец!
Я снова скорчил гримасу – что-то много сегодня обрушилось на меня событий, – но отец присел на корточки, поближе ко мне, и повторил:
– Ну, ну, сын! Помни, что я сказал!
Я вспомнил. Он говорил про бессилие. Про бессилие и силу, которая лишь одна может одолеть бессилие. Я кивнул, вздохнул облегченно и обернулся. Вовка раздавал уже пустые кисеты, ему помогали Анна Николаевна и тот очкастый офицер.
– Иди – сказал мне отец, как бы снова подталкивая. – Иди, у тебя дело!
Но я не мог шагнуть.
– Иди! – приказал отец.
– Хорошо, – ответил я ему и позвал: – Папа!
– Что? – спросил отец, улыбаясь.
– Покажи, где он?
Отец понял и сунул руку в карман. Он вытащил кисет, и я разглядел на нем свои слова: «Смерть фашисту!».
– Возвращайся! – шепнул я, и отец кивнул.
– Хорошо! – сказал он. – А ты напиши. Напиши, когда не упадешь.
Я кивнул и махнул отцу, отступая. Мне надо было раздать еще целую стопку пустых кисетов.
Я шел вдоль строя, раздавая наши кисеты, и смотрел теперь в лица бойцов. Они кивали, они улыбались, они говорили – «Учись, сынок!», говорили, прочитав мою надпись, – «Не сомневайся, будем бить фашиста!», а я шел и шел, раздавая кисеты, как раздают награды, пока не послышалась протяжная команда:
– По ваго-онам!
Четко, не теряя порядка, солдаты побежали к вагонам, а я стоял с нерозданными кисетами.
Все произошло в считанные минуты – бойцы были уже в теплушках, только командиры в белых полушубках еще стояли возле вагонов. Я, словно завороженный, разглядывал молчаливый эшелон с людьми, готовыми воевать, и очнулся, лишь когда впереди сипло гуднул паровоз.
Командиры взобрались в теплушки, поезд медленно покатился, и я кинулся к нему:
– Дяденьки! – крикнул я, поравнявшись с вагоном. – Кисеты возьмите, дяденьки!
Кто-то наклонился ко мне сверху, подхватил мою пачку и исчез во мраке.
– Все в порядке? – крикнул я, волнуясь.
– Не волнуйся, сынок, – сказал мне солдат из медленно плывущего поезда. – Все в порядке…
Я остановился.
Поезд завернулся дугой, и на последнем вагоне замаячил красный огонек.
Поезд уходил на войну.
Война продолжалась…
И много было впереди всего.
У меня – крутых гор. У отца – трудных дней.
