Хроники Нарнии | страница 90



Покинутый дворец внушал страх; вдобавок залы и дворики настолько походили друг на друга, что даже Дигори стал подумывать о возвращении в теплый, зеленый, уютный лес между мирами. И тут ребята подошли к высоким дверям из металла — чуть ли не из золота. Одна створка была распахнута настежь. Разумеется, дети не преминули заглянуть внутрь — и вздрогнули от неожиданности. Наконец-то что-то стоящее!

Поначалу показалось, что в зале полным-полно людей. Десятки, сотни людей, сидящих совершенно неподвижно! Легко догадаться, что Полли и Дигори застыли как вкопанные. Правда, вскоре они сообразили, что тут что-то не так: живые люди не могут сидеть, не шевелясь и не издавая ни шороха. Должно быть, то были восковые статуи, удивительно похожие на живых людей.

Первой в зал вошла Полли. На то имелась веская причина: все статуи были облачены в роскошные платья, а Полли, как и всякая девочка, испытывала слабость к красивой одежде и ей захотелось разглядеть эту одежду поближе. Кстати сказать, многоцветные пышные наряды статуй придавали залу величественный и почти жизнерадостный вид — особенно по сравнению с другими помещениями, угнетавшими своей пустотой. Вдобавок длинный ряд окон делал зал гораздо светлее.

Платья поражали многоцветием и богатством отделки — алые, серебристые, темно-лиловые, ярко-зеленые, расшитые драгоценными каменьями; узоры изображали то цветы, то невиданных животных. Голову каждой статуи венчала корона, отделанная крупными самоцветами; наряд дополняли ожерелья, подвески и браслеты, тускло мерцающие в полумраке.

— Странно, — проговорила Полли, — одежда совсем целая. Нигде ни дырочки, видишь?

— Волшебство, — убежденно заявил Дигори. — Разве ты не чувствуешь? На эту комнату наложили заклятие, и спорю, что не одно.

Полли пожала плечами.

— Любое из этих платьев стоит сотни фунтов, — сказала она.

Но Дигори куда больше интересовали сами статуи, чем их одежды. Мальчик медленно двинулся по проходу между рядами кресел, вглядываясь в лица сидящих.

— Хорошие были люди, — сказал он.

Полли кивнула. Лица у статуй и вправду были весьма привлекательные — красивые, добрые, мудрые. Но вскоре появились и другие — торжественные, величавые, даже державные. С человеком, у которого такое лицо, запанибрата не поболтаешь — просто не получится. А ближе к середине зала пошли статуи, чьи лица — губы сложены в улыбке, подбородок горделиво приподнят — наводили страх, ибо в их чертах сквозили жестокость и злоба. И чем дальше, тем злобнее и безжалостнее становились лица. Улыбок уже не осталось, на смену им пришло отчаяние, словно эти люди натворили при жизни столько зла, что сами устрашились содеянного. Последней в ряду справа была женская фигура, облаченная в платье, превосходившее пышностью все прочие. Очень высокая (впрочем, все статуи были выше среднею роста) и со взглядом, от которого захватывало дух, одновременно гордым и яростным. И невероятно красивая. Годы спустя постаревший Дигори признавался, что больше никогда в жизни не встречал такой красоты. (Наверное, нужно добавить, что Полли не видела в этой статуе ничего замечательного.)