Петро замолк и по привычке стал крутить рыжеватый ус.
Справа из угла вагона поднялся крепкий казачина с урядницкими погонами:
— А ты, случайно, не подослан комиссарами?
Петро спокойно обернулся:
— Однополчане ваши тут меня знают. Я приказной, служивый казак и не какой‑нибудь там подосланный. Документы имею. Если сумлеваешься — погляди!
И Петро отстегнул нагрудный карман гимнастёрки. Урядник махнул рукой:
— Не надо мне твоих документов…
В вагоне зашумели, заспорили. Каждый высказывал своё мнение.
Па полустанке мимо вагона прошёл офицерский патруль.
— Посторонних в вагоне нет? — спросил усатый есаул.
— Никак нет, ваше благородие! — отрапортовал урядник. И предложил: — Споем‑ка, братцы!
Низкий, сочный бас затянул:
Ты Кубань, ты наша Родина,
Вековой наш богатырь.
Песню подхватили. Она вырвалась из вагона и понеслась по терской степи.
Митька ближе подсел к Петру и шёпотом допытывался:
— У отца моего теперя около тысячи овец. Ты как думаешь, дядя Петро, не отберут овец у нас?
— Да говорят тебе, голова твоя садовая, что скот пока не трогают. А там видно будет. Может, учтут, что ты вон сколько воевал, а што выслужил? Лычку приказного на погонах. А овец‑то у твоего отца сейчас и не так много, война съела. Я вот как был дома, заходил к вам.
— А жена как, скажи, дядя Петро, — в голосе Митрия звучала затаённая боль. — По совести, не загуляла там с кем?
-— Да нет! Такого не слыхал. Дитятко только схоронила. Слыхал?
Митька грустно кивнул головой.
— Писали мне!
— Ты, Митро, не горюй, дитя наживёте. Да–а! А так не слыхал, штоб какая охула ложилась на твою Нюрку. Все в порядке. Справная, гладкая стала.
Митька покраснел от радости. И уже другим тоном спросил:
— Ты, дядя, откровенно скажи, что это за новая власть такая?
— Новая власть — есть власть трудового народа, а народ — это мы с тобой, тот, кто трудится. В общем, власть рабочих и крестьян. Ну вот, теперь слухай: ты побогаче, но тоже трудишься, а я победней, а есть и такие, что совсем ничего не имеют, пролетариями такие зовутся. Ну вот, этим людям и нам, значит, Советская власть и принадлежит.
Ковыряя сапогом прилипшую к полу грязь, Митька задумался. А Петро заговорил уже громче, чтобы слышали и другие казаки.
— Ты вон, Митрий, погляди, сколько в нашей матушке–России земли, и сколько непаханой даром пропадает. А попробуй безземельный запахать из неё полоску — оказывается, не для него земля эта создана богом, а будто бы до конца века отдал бог её помещикам. Ведь не у всех есть землица, как у нас, у казаков. Крестьянство России — большинство безземельное. Вот оно как! Думаешь ты, легко человеку оторваться от своего дома Да топать к нам на Кубань на заработки? Ведь это безземелье, нужда гонят народ.
