После ухода на железную дорогу учитель Кутасов редко бывал в станице. Он знал, что станичное начальство подозрительно поглядывает на него, и не хотел напрасно привлекать к себе внимания.
Но в этот день он шёл навестить своего старого дружка–фельдшера, который сообщил о получении новых интересных книг из столицы.
Длинный, худой, в старых сапогах с просторными голенищами, Кутасов шагал через пустырь, заросший бурьяном, мимо огорода Воробьевых.
Из канавы, окружавшей огород, кто‑то кинул ему под ноги ком влажной земли. Кутасов заглянул в канаву. Там трудился Архип. Он очищал канаву от нанесённой дождями грязи.
Кугасов приподнял за козырёк свою видавшую виды форменную фуражку и крикнул:
— Здорово, Архип! Бог в помощь!
— Бог‑то бог, да сам не будь плох. Здорово! — отозвался Архип, поднимая голову. — А, это вы, господин учитель! Я сразу и не признал вас. Подумал, што это Илюха Бочарников со мною здоровается, — усмехнулся батрак.
— Ну нет, даже голосом я не хотел бы походить на этого Илюху. — Учитель присел на корточки. — Трудишься?
— Не потопаешь, не полопаешь!
— Это как сказать, — покачал головой Кутасов. — Я вот знаю другую поговорку: «Кто не трудится — не должен есть!» А у тебя как будто наоборот получается. Ты и топаешь, да не лопаешь, все хозяин съедает. Тебя на объедках держит.
Архип вылез из канавы и присел рядом с Кутасовым.
— Может, оно и так, да не совсем. По–моему, кто много работает, всегда крепко спит, а кто обжирается, тот больше во сне животом мучается, а то и совсем не может заснуть.
— Это смотря кто. Только вот я не знаю, на кого ты намекаешь?
— Да хотя бы на своего хозяина, — подмигнул Архип в сторону двора, где вышагивал Карпуха Воробьев. — Как полночь, так, глядишь, он ползёт куда‑то. И черт его знает какие‑то мешки перевозит по ночам. То хлеб чужой припрёт с сыновьями и в одонья снопы прячут, то из лесу притянут чужие дрова. Так что завидовать богачам, пожалуй, и не надо. Беспокойная у них жизня — жадность их грызёт.
Учитель протянул Архипу железную коробку с папиросами.
— Значит, перекур? — Архип вытащил свой кисет и предложил Кутасову самосада:
— Наше покрепче!
Душистый запах махорки пахнул на Кутасова. Он взял щепоть из кисета, стал крутить цигарку.
— Давно куришь? — спросил он у Архипа.
— Нет, недавно. С тоски задымил.
— Хм! В такие‑то годы, а уж от тоски!
— Тут годы ни при чём. Жизня так сложилась…
— Э нет! Распускать себя нельзя. Настоящий человек не должен падать духом. Возьми таких людей, как… Ну, словом, тех, кто борется за счастье обездоленных… Есть такие люди и в Сибири на каторге, и в тюрьмах. В жутких условиях пребывают, а жизнь у этих людей кипучая… Ты слыхал о таких?
