— Молчи, паскудник! — взорвался отец. — Вот я тебе Сейчас за козла синяков добавлю!
— Добавляй! — пробурчал Мишка и вышел, хлопнув дверью.
Мать вступилась за сына:
— Чего ты напал на дитё? Может, он из‑за девки с кем подрался. Женить надо, и драться перестанет.
— А старшую‑то в девках, значит, оставлять? Сватов так никтр и не засылает, — вздохнул отец.
Дочь бросила ложку и запричитала сквозь слезы:
— Попрекаете! А кто виноват? У всех девок и юбки, и кофты, и полушалки новые. А я все в одном и том же наряде по всем праздникам.
Она заревела в голос, встала из‑за стола.
Отец тоже выскочил, торопливо надел тулуп и стал искать шапку.
Мать схватила рогач и стукнула им по полу:
— Все тебе не такие! Не житье с тобой, а каторга! У других и хозяйство как хозяйство, и дети обуты и одеты — не стыдно на люди показаться. А у нас хата валится, забор ветер подпирает, девке приданое не заготовлено, парню поклажи негде взять!
Она тоже заголосила. Отец поторопился уйти со двора.
В кухне у Ковалевых на печи лежал Архип, припоминая подробности драки. Эх! Как валились заносчивые казачата от его ударов. Но если дойдёт дело до атамана, могут быть неприятности. Ведь сыновьям атамана больше всех досталось именно от него.
Нюра заглянула на кухню. Хотела спросить, где он был прошедший вечер. Но, увидев синяк на лице Архипа, смекнула, в чём дело. Нюра засмеялась и убежала. Хозяевам Архип пожаловался на то, что ночью поскользнулся в конюшне и упал на ларь с овсом.
— Чую я, хлопец, что ларь тот был о двух ногах! — усмехнулся дед Лексаха. — А коль подрался, то в том ничего худого нет. Драться не станешь — другие забьют До смерти. Такова жизня, парень!
Прежде чем засылать сватов, Тарас Заводное поехал к архиерею ставропольскому. Отец Агафадор интересовался племенными овцами рамбулье из отары Заводновых. Разрешение на венчание несовершеннолетнего Митьки было получено во вторую поездку, когда Заводнов отвёз в отару преосвященного двух производителей и трёх маток на окоте.
Тарас с гордостью рассказывал дома, как сам архиерей вышел на задний двор полюбоваться овцами.
— Слюнки текли у преосвященного. Ей–бо, не вру! Ну, говорит, раб божий Тарас, и уважил ты меня. Люблю, говорит, божью тварь в образе кротких овечек. А отара у отца Агафадора огромаднейшая — тысчонок этак на пять, а может, и более, и все, говорят, дары во славу божию от верующих. Но овечки те так себе… Помесь! Хочет, слышь, преосвященный теперь завести чистокровную отару.
