— Как знаю? Да так! От головы до пят — всех их. И пана Вацлава — распутника, и пана Флориана — он быстро вспыхивает, да этим дело и кончается, и пана Адама… помнишь такого?
Ничто не шевельнулось в сердце Юлии, она только плечами повела:
— Помню, как не помнить… да что мне в нем? Иная жизнь, мой друг, иная боль!
— Да и правильно! — горячо согласилась Ванда. — Этакое ничтожество! Картежник, волокита, весь в долгах. Шляхетский гонор — вот и все его достояние. При этом жадность к деньгам непомерная — в точности, как у его наставника.
Юлия только губами шевельнула беспомощно.
— Зигмунт… О, Зигмунт! — Какая горечь в голосе Ванды! — Уж и не знаю, отыщется ли женщина, которая не разбила бы ради него свое сердце! А он и не оглянется, он пройдет — и не подумает собрать осколки или хотя бы пожалеть страдалицу. Едкий ум и холодная душа — вот что он такое в двух словах! — Ванда так раздраженно натянула поводья, что конь сердито заржал, вздыбился.
— В четырех, — пробормотала Юлия, и Ванда обернулась к ней с тем же раздражением:
— Что еще?!
— В четырех словах, — робко повторила Юлия, до смерти испугавшись грозных синих молний в глазах подруги. — В четырех сло… словах…
— Дура! — бросила Ванда. — Дура! Какая же ты дура!
Юлия отпрянула. Камень… тот самый бездумно брошенный камень ударил ей прямо в лицо.
— И ты тоже! Тоже! Видела я, как ты зарей алела, как смурнела тучей, как глазки твои глупые сияли! Эх, думаешь, почему я за тобой поехала, везу тебя, жизнью для тебя рискую? Думаю, ну вот, нашлась, наконец-то, женщина, способная отвергнуть этого подлеца, готовая голодать и холодать, только бы из рук его грязных уйти! Думала, я не одинока, думала, ты мне поддержка будешь, а я — тебе, и нас двое будет против него одного!
Она захлебнулась безудержной речью, закашлялась, и непонятно было, слезы на ее глазах вызваны этим кашлем — или горечью, которой были пропитаны слова. Особенно эти, последние…
— Двое нас? — вымолвила Юлия, с трудом шевеля губами. — Почему это — двое нас?
Глаза Ванды погасли, и румянец сошел с ее щек.
— Так. Ни почему. — Она передернула плечами, и конь нетерпеливо забил копытом по луже. — Пора ехать. Скоро смеркнется, а мы…
— Что — мы? — тихо, но настойчиво повторила Юлия. — Ну, что мы?
— Мы обе бежим от Зигмунта, — устало, обреченно проговорила Ванда, трогая коня каблуком. — Ты его любовница, а я — его жена. Да, да! Чего уставилась?! Год назад мы обвенчались тайно в Кракове. Я была беременна, уже на сносях. Ребенок родился мертвый, и тогда Зигмунт отдал меня Аскеназе… Бросил, как тряпку ненужную. Я от этого словно с ума сошла, думала, жизнь кончилась. А потом услышала твой разговор с Аскеназой — и поняла: искупление греха моего — твое спасение.
