Филип лениво представил себе, как в Лондоне ей проходу не дадут. Но, черт побери, он не позволит этим повесам приблизиться к ней, пока не натешится сам.
Неужели она еще девица? — размышлял Филип. Возможно ли, чтобы ее страстность еще не обнаружила себя? Или какой-нибудь мальчишка-конюх уже повалялся с нею на соломе? Да, впрочем, какая разница? Филип собирался вкусить ее прелестей и обучить ее кое-каким вещам, вряд ли известным простому конюху.
Он поднял бокал и, улучив момент, когда родители Барбары не смотрели на него, украдкой взглянул на нее. Его глаза улыбнулись ей над краем бокала, и Барбара с ужасом почувствовала, как вспыхнули ее щеки. «Сейчас, наверное, щеки полыхают сильнее волос», — смущенно подумала она. Но на помощь ей пришло врожденное кокетство, и, несмотря на неловкость, Барбара очаровательно улыбнулась в ответ и поднесла к губам свой бокал.
Пока граф пил, она не могла отвести глаз от его твердо и в то же время изящно очерченных губ. И вдруг ей захотелось коснуться их, медленно провести по ним язычком. Потрясенная своим желанием, она так крепко сжала ножку бокала, что, казалось, еще немного и стекло хрустнет в ее руке.
После ужина все расположились перед камином, разговор сделался отрывочным. Барбару раздирали эмоции и смущали непривычные ощущения, ей стоило труда держать себя в руках. На лбу девушки выступили бисеринки пота.
Мэри заметила состояние дочери.
— Должно быть, ты выпила слишком много вина. Пойди приляг. Сон — единственное, что помогает в таких случаях.
Барбара с благодарностью посмотрела на мать и встала с кресла. Удивительно, что ей хотелось покинуть общество графа, но она чувствовала странное томление, словно слишком долго сидела возле огня. Ей не терпелось скорее попасть в свою комнату и осознать, что же с ней происходит.
Она пожелала всем доброй ночи и направилась к каменной лестнице. После ее ухода Филип тоже поднялся; сказав, что ему нужно выйти, и извинившись перед хозяевами, он быстро последовал за Барбарой. Она даже не успела испугаться, когда его властные руки обняли ее и развернули к себе.
— Прошу прощения, госпожа, — улыбаясь, сказал граф. — В уголках ваших губ притаился поцелуй, и я чувствую себя вправе претендовать на него.
Он нагнулся и поцеловал Барбару в уголок рта, и ее губы раскрылись под его нежным поцелуем. Никогда в своих детских мечтаниях она не воображала, что поцелуй может иметь над ней такую власть. Голова у нее закружилась, ноги подкосились; она упала бы, если бы Филип не поддержал ее. И, возможно, чтобы не упасть, она обвила руками его голову и сильнее прижалась к нему, продлевая поцелуй.
