— Пусть штрафует, пока душа у него через задницу не выйдет! — бросил кто-то.
Засунув руки в карманы, рабочие болтали, не спеша прогуливаясь по заводскому двору. Толковать было, собственно, не о чем, и они, не слушая друг друга, говорили все разом какую-то ерунду и неестественно громко смеялись. Потом те, кто принес еду из дома, достали бутерброды и, сбившись в кружок, заговорили о Каве, прикидывая, что же им все-таки предпринять.
Многие предлагали:
— Давайте объявим забастовку!
Они были похожи на азартных игроков, которые, даже проигравшись в пух и прах, никак не могут забыть свой первый маленький выигрыш.
— Завтра не выйдем на работу. Так и заявим: не нужна нам столовая, пусть дерут с нас штрафы, все стерпим, лишь бы Каве вернулся…
— Только чур, ребята, если снова прикатит полковник, не пасовать! А то опять поплетемся в цех гуськом!
— Ну, всех ему не забрать!..
— Верно, а если спросит, кто тут ваш представитель, скажем, мы, мол, сами себе представители! Нам адвокат ни к чему.
— Подлецом будет тот, кто переступит завтра порог цеха!..
Все повернулись к Шапуру, мрачно стоявшему в стороне. Он успел уже пообедать и курил сигарету, делая вид, будто не слышит разговора. Все ждали, что Шапур подойдет, скажет: «Простите меня, ребята, завтра я — с вами». Они нуждались в нем. Но он и не думал делать шаг к примирению. Стоял себе надутый, словно это они были в чем-то перед ним виноваты… Неизвестно еще, как он поведет себя на следующий день. Но каждый в душе надеялся: «Даст бог, завтра Шапур будет с нами!»
* * *
— Ты — представитель рабочих. Хорошо! Пусть так. Представляй их и дальше. Мы признаем тебя и окажем тебе поддержку. И Хаджи подскажем, чтобы он дал на это свое согласие. И в профсоюз тебя рекомендуем. Но при одном условии. Ты должен будешь обо всех разговорах, обо всем, что происходит на заводе, ставить нас в известность. Если знаешь среди рабочих заводил и смутьянов, назови их.
Кровь бросилась в голову Каве, он едва не ударил полковника по лицу. Но нет, нельзя!..
— Господин полковник, — с трудом, почти не слыша собственных слов, произнес он, — я рабочий. С детства сам себя кормлю. Если меня на завод не возьмут, стану чернорабочим, буду таскать кирпичи, месить глину. Да лучше уж сводничеством промышлять, только… Только не тем, что вы предлагаете, господин полковник. На это я не способен. Совесть не позволяет!..
Полковник не стал его дальше слушать и нажал на кнопку звонка.
* * *
