Вадя «метнулся» к лифтам. Все жили на одном этаже, много бегать не придется.
— Илья! — недовольно позвала Алиса.
Илья боролся с вылезшим из бутерброда кетчупом, поэтому ничего ответить не мог, только глаза округлял.
— Я против клуба!
— Пускай посмотрят, как местные танцуют, — облизал он губы. — Сидят по номерам, придумывают страшилки, вот им и не спится по ночам. Пацанчик этот позвонит, скажи, что мы пойдем.
Он надкусил бутерброд. С одной стороны рта у него вылез белый соус, с другой попытался выскочить кружок соленья. Илья застыл, выпучив глаза и пытаясь продышаться.
— Какая гадость! — припечатала Алиса.
Она почему-то пошла вдоль окон прочь от лестницы, словно собиралась о чем-то поболтать с администратором на входе. Илья, давясь бутербродом и пытаясь сквозь сжатые зубы говорить, потопал за ней.
Рот Санька наполнился слюной. Неприятное чувство. Очень. Вроде как тошнит, а может, и не тошнит — может, сердце бьется. И как будто что-то скребется внутри. Шурк, шурк… норку роет, хочет дырку прокопать, чтобы кровь вылить, воду влить, самого призраком сделать.
— Сань, ну, ты чего? — дернул его за подол футболки Вадя. — Как неживой стоишь.
— Чего это я сразу неживой? — отшатнулся Санёк. — Нормальный. А ты уже за девчонками сбегал?
— Они вот там все стоят, выйти боятся. — И он кивнул в сторону лифтов.
Лифт сломался. Он то бесшумно открывал створки, показывая сгрудившихся в глубине кабины девчонок, то закрывал их. Еле слышно дрынькал колокольчик, сообщая о том, что кабина на этаже. Створки открывались. Глаза у девчонок были огромные, словно прямо перед ними расхаживала сильно уменьшенная, но от этого не менее страшная копия Годзиллы, убитого последний раз в американском фильме больше пятнадцати лет назад.
— Сань, а чего они не уезжают?
— Не хотят.
Санёк отодвинул непонятно чего испугавшегося Вадю и направился к лифтам. Первые несколько метров он прошел спокойно. Девчонки все так же смотрели на него широко распахнутыми глазами. Створки все так же открывались и закрывались. Но стоило ему войти в круг света, падавшего из лифта, они завизжали. Шишкина первая. Видимо, Санькина ненависть на нее начала действовать — психика необратимо разрушалась. Сейчас за костылями в аптеку побежит.
— Дуры, — коротко бросил Санёк, перешагивая границу кабинки. Створки дернулись, но передумали закрываться и с легким шипом вошли в пазы. — У вас кнопка запала.
Он щелкнул по клавише. Кругляшок недовольно цокнул, выходя из своего гнезда. Над головами брякнул колокольчик, предупреждая о приходе лифта.
