Мать поставила на стол бутылку спирта. Они выпили. Моя мама умела пить нисколько не хуже его самого.
— Яшка, — сказала она, — давай спустимся чуть пониже.
— В каком смысле?
— Просто южнее, и тральнём, немного не доходя шельфа Нью-Йорка.
— Там никто никогда не ловил, — сказал Вульф.
— Мне в Обкоме так и сказали. И в Совнархозе. Но мы ж с тобой не ослы.
— В рейсовом задании нет, а мы с тобой пойдём на юг, будто нам не касается? Нас обоих с говном сожрут.
— Ага, — сказала мать, — Мне здесь скучно. Ты наливай.
— Ну и лихая ты баба. Смотри, увольняться будем вместе.
— Я тебе говорю, у меня есть расчёты. Там рыбы очень много, — она достала с полки карту и развернула. — Вот, видишь это мелководье, банка Джорджес. Здесь очень большие концентрации сельди. Невиданные, понимаешь?
— Что ж ты не доказала в Обкоме?
— Кому доказывать?
— Добро, сказал Вульф. — Ну, смотри, держаться потом в Калининграде друг за дружку и назад не отрабатывать.
— Брось, ты меня знаешь.
Они вышли на банку Джорджес и с первым же тралом стало ясно, что обнаружен очень богатый, новый район лова. Через несколько месяцев их встречали в Калининграде с духовым оркестром. Затем они были вызваны в Москву. С ними на приём к министру приглашён был и председатель Совнархоза.
— Мы в АтлантНИРО этот район разработали и оказались правы, — сказал он. — Ида, миллион тонн сельди в год возьмём на твоей Джорджесбанке?
— Теоретически можно взять, — сказала мама. — Но порядок сохранения нерестового стада не позволяет промыслом изъять больше трети численности популяции в течение года… Существуют правила, нельзя подрывать способность стада к воспроизводству.
— Если в этом году возьмём миллион, тогда в будущем и половины не возьмём, чего тебе непонятно? Сволочь ты партийная, — вдруг сказал Вульф председателю.
— А мы товарищ Вульф, как-будто с вами в одной партии состоим, — угрожающе сказал оскорблённый начальник.
— Нет, не в одной. Я вступал в сорок первом году, в Севастополе. А ты?
— Стоп! — сказал министр. — Мы выслушали мнение промысловиков. Очень хорошо. Вы вдвоём, товарищи, можете возвращаться в Калининград. Отдыхайте после рейса. Работайте. Спасибо.
Когда они вышли вдвоем на Рождественский бульвар, Вульф сказал:
— Ида, с меня всё, как гуся вода, потому что у меня две золотые звезды. А тебе, кажись, собирались повесить Героя Соцтруда.
— Да и хрен бы с ним, — сказала мать. — Я, вообще, бижутерию не люблю.
— Этого случая они нам обоим не забудут, — сказа Вульф. — Держись крепче.
