А Лёшка возьми да и ляпни:
— Ну, чего, в самом деле, привязалась к бедной девке? Выхлебаем и напиток, не подохнем. Те же сорок градусов, — вот, что с дураком прикажете делать?
Но как-то рано утром выходит он из дома с ужасного похмелья и без копейки в кармане. И неизвестно, где раздобыть на кружку пива. Дело дрянь. Смотрит, девчонки-лимитчицы, маляры, сидят и завтракают. Кефир там, отдельная колбаса, плавленые сырки. Он подходит.
— Девчата. Вот такой расклад. Кто из вас мне сейчас даёт пять рублей, с той я завтра иду в ЗАГС.
Девчата засмеялись. А одна посмотрела ему в лицо и говорит:
— Обманешь?
— Нет. Я никогда не обманываю, — а это у него на лице было написано, не знаю, как сейчас, а тогда было.
Эту девушку звали Настя. Она приехала из Казани, кажется. Лёшка меня с ней познакомил через несколько дней. Он был совершенно трезвый. И сказал мне:
— Гляди. Я выиграл пятьдесят тысяч по трамвайному билету.
— Ну, он-то выиграл, — я говорю, — это я уж вижу. А вы, Настя?
Настя его обняла и улыбнулась так, что у меня сердце дрогнуло:
— И я выиграла. Мы с Алексеем оба выиграли.
Когда в девяностые они уезжали, у них уж были взрослые дети, даже, внуки, если я не перепутал.
Одна беда. Настя, когда её спрашивали, кем работает её муж, ещё очень долго совершенно серьёзно отвечала:
— Мой Лёша, он, это самое, кубики рисует. Его за это чуть не посадили.
Но ведь, если разобраться, положив руку на сердце, разве это было не так?
* * *
Я очень хорошо помню, момент, когда мой отчим потерял всякий интерес к судьбоносным событиям перестройки. Он к тому времени совершенно перестал читать газеты, а телевизора никогда и прежде не смотрел. Сидел, с бутылкой — как бы наедине, и курил. Он был уже очень сильно болен. Обнаружили сахарный диабет.
— Иван, послушай, ты же биолог…
— Да ладно! Какой там я к шутам биолог.
Действительно, мне просто хотелось сказать ему что-то приятное. Он не закончил и второго курса.
— Что такое водка? Вода и сахар, больше ничего. Ты себя травишь.
— А про дрожжи забыл, — с усмешкой отвечает он, щурясь от табачного дыма.
И вот я упомянул как-то, что Сахаров — депутат Съезда. Не помню, в какой связи я это сказал. Не представляю себе человека, который бы этого не знал тогда. Иван не знал. Он вдруг встрепенулся. Стал набирать телефонный номер. Оказалось занято. Больше он звонить не стал, и слава Богу. Ему пришлось бы говорить с Еленой Георгиевной Боннэр, и вряд ли это был бы разумный разговор.
