Поставив чашку на стол, она сказала:
— Я думаю, что нам следует поставить точки над «i», потому что я понимаю, о чем вы думаете, миссис Ройл. Я вышла замуж за вашего сына не из-за денег. Я сама немало зарабатывала, и Харрисон не первый богатый человек, просивший моей руки. Мне не нужны деньги, даже столько, сколько имеет все семейство Ройл. Кроме того, — добавила она, улыбнувшись Харрисону, — я не собираюсь становиться игрушкой для богатого мужа.
Харрисон расхохотался, и она с благодарностью улыбнулась ему.
Щеки миссис Ройл немного порозовели — единственное, что выдало ее гнев.
— Ах так! — воскликнула она. — Вы очень откровенны, ничего не скажешь, однако нужно еще доказать, что вы говорите правду. Я хочу вас уверить, что за Харрисоном бегало много девушек с тех пор, как умерла несравненная Мишель, но он всегда был верен ее памяти. Мне остается только надеяться, что вы смиритесь с этим.
— Глупости, мама, — возразил Харрисон. — Я люблю Джесс, и она любит меня — все очень просто. Уже пора отбросить свои предрассудки и тревоги. Когда ты узнаешь ее ближе, ты поймешь, почему я на ней женился. — Он взглянул на свою жену, которая возвышалась над маленькой Рашелью на диване. — А главное, я не могу без нее жить, — добавил он просто.
Рашель поняла, что проиграла — на время.
— Ну, тогда я рада, что все прояснилось, — улыбнулась она. — Джесси-Энн, дорогая. Идите и сядьте около меня и расскажите мне о своей работе. Должно быть, это ужасно интересно.
Джесси-Энн не могла бы похвастаться, что их отношения улучшились с того самого момента. Рашель Ройл сохранила за собой право остаться при своем мнении относительно женитьбы сына и выражала его вежливым недовольством. Однако когда Харрисон попросил ее, она немедленно перебралась в отдельную квартиру на нижнем этаже этого же дома, которая тоже принадлежала Харрисону.
Но с Маркусом все было по-другому.
— Мамой я вас, конечно, называть не смогу, — сказал он, когда они впервые увиделись, весело улыбаясь ей. — Я вам сознаюсь, что знаменитый плакат, на котором вы в теннисных шортах, висел у меня в шкафу, когда я учился в школе. Просто здорово! — воскликнул он, обнимая ее и радостно улыбаясь. — Не могу передать, как приятно наконец видеть папу таким счастливым. Я всегда переживал, что он одинок. Знаете, иногда думаю, что богатые люди чаще других бывают одиноки.
Для девятнадцати лет, думала Джесси-Энн, Маркус оказался на редкость тонким и душевным мальчиком. Он был одного роста с ней, с копной густых, прямых, светлых волос, надменными, как у отца, носом и ртом и темными глазами, которыми отличались все члены семьи Ройлов, но у Маркуса они были немного светлее. На нем была клетчатая рубашка, джинсы «Леви 501», а на ногах кроссовки «Рибок». Он был чемпионом по гребле, отчего его тело было мускулистым, как у настоящего атлета. А его откровенное дружелюбие сразу обезоружило и очаровало ее.
