Если бы я только не надел повязку и не заткнул уши. А так слышу лишь отголосок захлопывающейся двери.
Утром Ник встал раньше меня, он готов выдать обзор матча.
— Ну? — спрашиваю я.
— Великолепно. Три — ноль. Небольшие разногласия насчет третьего гола, но на повторе хорошо видно, что заветная линия была пересечена. Ну и игра рукой в дополнительное время.
— А в каком состоянии было поле?
— Настоящее болото.
Ник — мой сосед по квартире, ему тридцать пять лет, он лысеет. А еще он из тех людей, которые пускают ветры, получая от этого удовольствие. Это не беспокоило бы меня, не будь сопутствующие звуки столь мучительно неприятны — такое впечатление, что его задний проход вот-вот треснет от напряжения, а мне бы очень не хотелось при этом присутствовать. Мы с соседом — находка для неискушенных феминисток: пытаемся компенсировать наш очевидный страх перед сложностями сексуальных отношений, рассуждая о них языком футбольных комментаторов. Ник, кстати, болеет за «Брэдфорд Сити».
— Гэйб…
У Ника черный халат, а у меня темно-красный. На нем какие-то несусветные тапки с фигурками Зибиди из старой детской передачи «Волшебная карусель». Забавный, кстати, персонаж — такая маленькая кукла на пружинке с расставленными в разные стороны короткими ручками, в желтой курточке, с большой красной головой и неимоверных размеров усами. Я без тапок, и ноги стынут на холодном кухонном полу. Принимаю позу человека, читающего газету, но слова о каком-то комитете, жестоком обращении с какими-то детьми, каких-то процентах инфляции, какой-то страшной резне в Америке, какой-то новой автостраде отскакивают от глаз, в которых после ночи в повязке прыгают огоньки.
— Да?
— Мне показалось, что я слышал, как захлопнулась дверь. Часа в два ночи.
— М-м-м… Не знаю. Это, наверное, ветер.
— Она все еще тут?
Я делаю вид, что не слышу. Единственный плюс того, что все знают о твоей бессоннице, состоит в неотъемлемом праве на вечную рассеянность. Смотрю в окно. Лондон по обыкновению сер и скучен; а может, у меня просто окна грязью заросли?..
— Пойдешь на работу?
— Да, минут через десять.
— Где сегодня работаешь?
— На Камден-роуд.
— Где большие светофоры?
— Ага. — В его улыбке есть что-то недоброе. — У них точно там неисправность — вечно красный горит…
Улыбается он потому, что зарабатывает деньги мытьем на перекрестках лобовых стекол автомобилей. Да-да, он один из тех надоедливых малых. Зарабатывает триста пятьдесят фунтов в неделю. Триста пятьдесят фунтов, из которых никто не хотел бы дать и пенни. Я кладу газету на стол.
