— Конечно рад. Послушайте, Сара, скажу вам откровенно, я больше не знаю, как к чему относиться. Такая головоломка… Вы только представьте: живешь, чего-то добиваешься, строишь планы, а потом вдруг — раз, и такой удар в спину из прошлого. — Его синие глаза пристально смотрели на нее, и Саре стало по-настоящему жалко его. — Что я, монстр после этого, да? — спросил он.
— Вовсе нет.
— Моя сестра, которую я считал мертвой, которую оплакивал столько лет… Я вдруг узнаю, что она жива, но совсем не чувствую ни признательности, ни радости. Я… я не знаю, что чувствовать.
— А разве должны знать?
Он растерянно заморгал:
— Как вы сказали?
— Разве должны вы это знать? Вы же не робот. В нас не заложена программа, чтобы заранее знать, как реагировать в той или иной неординарной ситуации.
Иногда нельзя позволить себе такую роскошь, как чувства. Надо просто идти дальше, и все.
Сэм прищурился:
— Инстинкт самосохранения.
— Без этого нельзя.
Он склонил голову набок:
— Так что же вы скрываете, Сара?
Сара вздрогнула:
— Я ничего… и вообще, разговор ведь не обо мне…
— Ну да. У вас просто дар, умеете представить себе, каково оно — в шкуре другого, — ответил он с озорной искоркой в глазах.
— Правильно, — ответила Сара с улыбкой.
Начал накрапывать дождь. Джон перебежал дорогу и поднялся по ступенькам самого задрипанного здания на всей улице — гостиницы «Эрин», где Кэти Джонс прожила почти десять дней.
Он прошел мимо двух скучающих нигерийцев, которые, сидя на ступенях, по очереди затягивались одной сигаретой. Ни один не взглянул в его сторону, но Джон спиной почувствовал, что они исподтишка следят за каждым его движением.
— Здорово, парни, — сказал он, задержавшись у двери.
Они медленно поднялись и пошли прочь по улице.
Джон толкнул замызганную дверь. За ней оказалась другая, заклеенная огромным плакатом: «КРЕДИТНЫЕ КАРТЫ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ. С ЖИВОТНЫМИ НЕ ВХОДИТЬ. РАСЧЕТНЫЙ ЧАС — 12.00». К этой внутренней двери снизу была приколочена доска, — видно, какой-то постоялец засадил в нее ногой. Наверное, не каждому нравится, что ему предписывают, когда приходить и когда уходить.
В прокуренном сыром вестибюле было темно. У одной из казенно-зеленых стен стояла коричневая кушетка. Джон заметил растение, удивительно пышное для такой нездоровой обстановки. Рядом с ним находилось небольшое стеклянное окошко с отверстиями для разговора. За стеклом была комната. На потемневшей латунной табличке было написано: «Администратор». Джон побарабанил пальцами по стеклу.
