На другое утро утренние газеты возвестили, что его величество приобрел «мастерской пейзаж Селлена, уже несколько дней собирающий публику на выставке».
Ветер ударил в «Серый Колпачок», и он заполоскался как тряпка на заборе. Повернуть ли или продолжать? Дело шло о газете или о критике. Тогда редактор (по приказу руководящего директора) решил пожертвовать критиком и спасти газету. Но как? Вспомнили Струвэ, чувствовавшего себя как дома во всех лабиринтах общественного мнения; его позвали. В одно мгновение он выяснил себе положение; и он обещал, что в несколько дней он спустит корабль на воду.
Чтобы знать связи Струвэ, надо познакомиться с важнейшими датами его биографии. Он был природным вечным студентом и только из нужды попал в литературу. Он сперва стал редактором социал-демократической газеты «Народное Знамя»; потом он перешел к консервативному мироеду; но, когда тот переселился в другой город, с инвентарем, типографией и редактором, он переменил свое название на «Друга Крестьян», а вместе с тем и убеждения его приняли другую окраску. Потом Струвэ продался «Красной Шапочке», где ему очень пригодилось его знакомство со всеми фокусами консерваторов; так же, как теперь в «Сером Колпачке», его большим достоинством считалось знание всех тайн смертельного врага, «Красной Шапочки», которым он злоупотреблял с величайшей свободой.
Струвэ начал очистительную работу с корреспонденции в «Народное Знамя», из которой потом несколько строк, говоривших о большой посещаемости выставки, перешли в «Серый Колпачок». Потом он написал письмо в редакцию «Серого Колпачка», в котором он нападал на академического критика; за этим письмом следовало несколько успокоительных слов, подписанных редакцией и гласивших: «Хотя мы и никогда не разделяли вполне мнение нашего уважаемого критика о заслуженно расхваливаемой картине г. Селлена, мы с другой стороны не можем вполне подписаться под мнением нашего уважаемого корреспондента; но так как наш принцип — открывать наши столбцы и иным мнениям, мы без колебаний поместили выше напечатанную статью».
Теперь лед растаял. Струвэ, который, как говорят, писал обо всём, исключая коптских монет, написал теперь блестящую критику о картине Селлена и подписал ее характернейшим Dixi. И таким образом были спасены и «Серый Колпачок» и Селлен; но последнее не имело значение.
Было семь часов вечера. Оркестр у Бернса играет свадебный марш из «Сна в летнюю ночь», и при его торжественных звуках Олэ Монтанус въезжает в Красную Комнату, куда не прибыл еще никто из других членов. На нём цилиндр, какого он не имел со времен своей конфирмации. На нём новая одежда и цельные сапоги, он вымыт, свеже выбрит, завил волосы, как бы собираясь на свадьбу; тяжелая медная цепочка висит на жилете, и видна явная выпуклость его левого жилетного кармана. Солнечная улыбка покоится на его лице, и у него такой добрый вид, как будто он хочет помочь всему свету небольшим авансом. Он снимает свое обычно так заботливо застегнутое пальто и садится на середину дивана в глубине комнаты, распахивает сюртук и одергивает белую манишку; и когда он двигается, шуршит подкладка его брюк и жилета. Это, очевидно, доставляет ему большое удовольствие; не меньше радуется он, скрипя обувью об ножки дивана. Он вытаскивает часы, свою старую, милую луковицу, пролежавшую год и сверхсрочный месяц у закладчика, и оба друга радуются свободе.
