Переводы из Альтермана | страница 9




«Отец, повсюду мрак, и комната – как склеп…

Дай руку мне, скажи – я жив?.. я не ослеп?

Поверх кромешных гор перенеси меня,

как утро нас несёт из ночи к свету дня».


«Мой первенец, мой сын, навеки вместе мы –

к тебе прикован я цепями той же тьмы.

Цепями гневных слёз, цепями крепких пут,

что связаны не здесь и здесь не упадут».


«Отец, чудесный свет наутро к нам придёт».

«Падёт на нас, сынок, и Но-Амон падёт».

«Мы в небеса глядим, надежды не тая».

«Приходит ночь, сынок. Последняя. Твоя».


10. Казнь первенцев


Кровавый свет звезды, вновь обагри Амон,

вернись, царица Жаб, на свой осклизлый трон,

пускай восстанет пыль и Вшами поползёт,

оскалься, Хищник! Всем пришёл теперь черёд!


Глядите! Ночь светла, и чистый месяц свят,

но факелы Чумы по-прежнему горят,

в ужасных Язвах плоть по-прежнему гниёт,

и Град, как грозный царь, стоит, держа копьё.


А Тьма и Саранча – на городской стене…

Глядите! Ночь светла в подлунной белизне,

и видно далеко сквозь толщу лет и вод…

«Отец мой!» – сын воззвал. «Я здесь», – ответил тот.


«Отец, недвижен я, крест-накрест две руки,

на веках, на глазах – печатью – черепки.

Лишь прах, и темь, и блеск звезды над головой,

и плач отца шумит, как дерево листвой».


«Мой первенец, таким нам этот мир милей,

звезда, и прах, и плач, и счастье меж углей.

Из звездного луча, из праха на слезах –

и саван твой, сынок, и глина на глазах».


«Я в саване, отец, в его тугих сетях…»

«Свет старости моей… Амоново дитя…»

И в жуткой тишине отец на сына пал…

Исполнен казням счёт. И новый день восстал.  


III. Звезда рассвета

И новый день восстал. Заря звезды рассветной

восторженным птенцом вспорхнула в небеса –

сиять началу дня смущённо и приветно.

Звезда-юнец, ты здесь на час, на полчаса,

но люди всех времён – и старцы, и поэты –

целуют твой каблук, бессмертная краса.


О, чистая звезда глухих ночей Амона!

Немало лет прошло, и не найти дворца,

чьи были бы целы ворота и знамёна.

Но меж мечей и стрел, пожаров и свинца

к тебе устремлены надежды, слёзы, стоны –

как в песне страшных кар – и девы, и отца.


И ты легка, звезда, как тот птенец крылатый,

как вдохновенный взмах девических ресниц,

и первенцы всех дней, благих вестей солдаты,

узреют этот блеск во мгле своих темниц,

и бабочкой из пут, из кокона, из ваты

улыбки расцветут на нивах мёртвых лиц.


Тогда падёт отец скорбящий на колени,

венец кровавых кос девица вознесёт,

и, как не скрыть звезду в мешке кромешной теми,

не скроет ночь тех клятв, что он произнесёт: