В Петровское я попаду через множество лет, на литературную встречу в здешнюю школу. И только уже на месте узнаю село, школу, где научился читать...
Вернулся отец. Мы в Москве. 10-я Опытно-показательная школа имени Фритьофа Нансена, у Никитских ворот. А живем на Петровском бульваре, в доме, из подвалов которого всегда пахнет вином: тут помещались винные склады, разграбленные в революцию.
Живем бедно. Бедно будем жить и дальше. Врачи получают гроши. Еда в доме запирается. На учете каждая копейка. Бедность унизительна.
В школе слышу, как старшеклассники поют "Бoже, царя храни".
На класс или на два старше учится девочка, с которой нам по дороге, и мы нередко ходим вместе по бульвару. Девочке этой потом посвятит прекрасное стихотворение Ярослав Смеляков. Зовут ее Люба Фейгельман.
А совсем рядом с моим домом, в трех минутах ходьбы, в Лиховом переулке, живет в это время совсем маленькая девочка: ей всего пять лет, а мне уже десять. Зовут ее Ирина. Думаю, что мы встречались и видели друг друга в это время, в этих дворах и переулках.
1924 год. Ночью стою с мамой в длинной-предлинной очереди перед Колонным залом. Лютый мороз. Греемся у костра. Потом входим в зал, идем мимо Ленина. Играет музыка. Все это много раз описано.
Ленина, как известно, не похоронят, а на древнеегипетский манер превратят в мумию. Только мумии в Древнем Египте были целомудренно спрятаны от человеческих глаз, а тут начнется и будет продолжаться до наших дней лицезрение подправляемого время от времени трупа.
1926 год. Отца перевели на работу в Ленинград, в Военно-мeдицинскую академию, где ему предстояло прослужить более двадцати лет. А когда он умрет, академия откажется похоронить его на своем академическом кладбище. Он будет к этому времени в отставке. Проштрафился - работал с опальным академиком Орбели.
А пока мы едем на санях от Московского вокзала, мимо памятника Александру III, украшенного стихами Демьяна Бедного, по пустынным улицам на Шпалерную, где отец снял квартиру. С квартирами тогда в Ленинграде было просто. Можно было снять любую. Отец, с его представлениями о прекрасном, снял квартиру на первом этаже, в доме на набережной Невы, мрачную и сырую, а зимой холодную. И обставил ее отец к нашему переезду мебелью, которой очень гордился: громадный буфет с мраморной доской и дверцами, украшенными резными зайцами и куропатками, - он прежде стоял, должно быть, в каком-либо клубе или другом общественном месте; подобный же стол и стулья. Под этим столом мы с братом проводили многие часы, воображая, что находимся в сказочной пещере.
