Один из сидящих за столом вытащил из-за пазухи ладанку и обиженно посмотрел на неё. Потом решительно спрятал назад.
— Так вот, — продолжил я. — Когда Институт истории начал работу по обобщению данных о ранних годах колонизации, мы стали собирать (и сейчас, кстати, большое спасибо говорим, кто отдаёт хоть откопировать) всякие старые дневники, записки, блоги, фотоархивы — всё подряд. И были найдены в том числе записи жены того, кто келью построил.
…Первый склад на Базе А-16 сляпали на скорую руку, но прочно. Поскольку за деревом пришлось бы тащиться на грузовом флайере минимум час в одну сторону, а покрывать крышу цельной плитой показалось рискованно, две длинные стены вывели сходящимися. Получилась эдакая каменная палатка четыре на десять метров. Убогенько, но до постройки нормальных домов и ангаров послужит защитой от дождей. А дожди здесь оказались богатейшие. Ну чему удивляться, у океана-то.
Валентин выключил и поставил на предохранитель резак, когда сверху крикнули, что больше камней не нужно.
— А что снаружи камни необработанные? — спросила Алина.
— Зачем? Только время тратить. Красоты всё равно особенной не будет.
— Гм. Может, так и лучше. Пещера типа такая.
— А в ней пещерные люди, то есть мы. Народ, слезайте: с запада новая туча заходит! — закричал Валентин, и все бросились, как муравьи, таскать багаж в свеженький склад.
Через две недели таких складов у них было шесть. Третий поставили не в долине, как все остальные, а поближе к воде, над обрывом. Туда сложили оборудование маринистов.
Маринисты, естественно, быстро устроили на складе жилой отсек. Из пластикового домика океанским ветром высвистывало тепло со страшной силой, таскаться спать в долину всем было лень, а каменный склад обогрев держал. Так что вскоре крупное оборудование переселилось в домик, а люди спали за каменными стенами. Сейсмологи на западном побережье обещали тишину и покой на ближайшую геологическую эпоху — народ спал спокойно. Примерно две недели.
— Олегыч, Олегыч! Проснись!
— А! Тимофей, ты? Что такое?
— Послушай!
Постепенно проснулись все. Звук, сначала не очень громкий, постепенно расширялся, рос, охватывал всё больше октав — казалось, где-то играл целый оркестр, слаженно и гулко, разве только несколько однообразно, словно один проигрыш всё повторялся и повторялся с незначительными вариациями. Звук нарастал. Звук танцевал и переливался от нежных колокольчатых аккордов до тяжёлых протяжных басов.
