— Рад вас встретить, Мария! У вас выходной?
— Да, — сказала она, намереваясь уйти.
— Куда же вы? — А сам все держал Мариину руку в своих теплых, смотрел на нее упорными, чуть тревожными глазками.
Мария же косилась на его широкое обручальное кольцо и на светлые крылышки полос над круглым розовым лицом. Он был меньше ее ростом, с наметившимся брюшком, неотвыкший от города, носил темный костюм с белой рубашкой, с белым платочком из кармашка, чем в деревне удивлял всех и снискал себе тем самым прозвище — «Турист».
Ей стало смешно видеть его попытку навязаться в кавалеры.
— А я к мужу, Борис Харитонович! — громко сказала Мария и высвободила свою руку из потных его ладоней.
— Я вас охотно подброшу!
— Зачем же бензин жечь? — сказала Мария. — Пойду я. Темнеет.
— Лучше бы вы не возникали передо мной! — сказал он с чувством и затем, окинув ее всю упорным, но и тревожным взглядом, спросил:
— А как работается на новом месте?
Мария уловила иронию, в тон ответила:
— Спасибо. Хорошо работается.
— А все же?
— Лучше и не надо. Вон космонавты — ученые люди, от земли взлетают, к земле же и возвращаются. А я что ж! Как-нибудь!..
— Да, а муж ваш совсем стал нетерпим. Совсем. Поговорите с ним. Авось образумится?
— Поговорю, — пообещала Мария, попинывая носком белой босоножки старую сосновую шишку.
— Ну, счастливо! — сказал он.
А глаза просили поверить в то, что никаких намеков с его стороны не было. Так, просто нервы не выдержали.
И она тоже сказала ему глазами, что чепуха все. Что ж, мужик есть мужик, и редкий не остановится подле пригожей бабы.
Он еще раз задержал потухший взгляд на ее голых, загорелых руках, тоненьких и округлых по-девчоночьи, на стройной, хрупкой фигурке в штапельном платьице с белыми завитушками вроде дымков по черному полю, повернулся и пошел.
Василий Иванович и пастух Хусаинов сидели у избушки доярок, за длинным столом под навесом. Перед ними стояла бутылка с мутной, беловатой жидкостью, два порожних стакана.
— Как мотылек на огонь, так баба на выпивку за пьяным мужиком. Твоя, — сказал Хусаинов, пряча бутылку под лавку.
— Не трог! — насупив седую бровь, сказал Василий Иванович. — Поставь! При моей можно. Садись, Мария.
Мария села рядом с мужем, молча развязала узелок, вынула из теплых промасленных газет горячий пирог, положила перед мужиками.
— Ай-яй-яй! — вздохнул Хусаинов. — Добрая баба за сто верст чует голодного хозяина. Пойдем ко мне, Марьям? Моя баба совсем износилась. Пойдем? Каждый год жеребенка дарить буду! Красиво жить станем!..
