Сеппо и в Хельсинки продолжал надо мной посмеиваться. На первом же торжественном обеде посадил меня рядом с китайцами. Между двумя китайскими гэбистами в жутких черных робах сидел в такой же робе прекрасный пианист Ли Минг Чанг. Тот самый, которому хунвейбины перебили пальцы на обеих руках (как и его блистательному коллеге Лю Ши Куню). Лицо Ли дергалось.
Карлсон сидел напротив и пристально на меня смотрел, иронически улыбаясь.
И китайская и советская пропаганды дружно объявили историю о перебитых пальцах китайских пианистов Ли Минг Чанга и Лю Ши Куня, занявшего, кстати, третье место на первом конкурсе Чайковского, «вымыслом Запада». И в Московской консерватории нам внушали, что этого не было.
Не так давно я встретился с Ли и спросил его об этом. Вместо ответа Ли молча поднял руки и показал мне искривленные, изуродованные изуверами пальцы и ладони…
Сейчас Ли Минг Чанг – профессор по классу фортепиано в консерваториях Гонконга и Шанхая…
Вечером я пошел репетировать в «Финляндия Таало», дворец, построенный для Совещания по европейской безопасности. Позже из него сделали концертный комплекс. Я вошел в зал – за роялем сидел Гилельс. Репетировал баллады Шопена для концерта на следующий день. Гилельс никак не попадал в верхние ноты повторяющихся пассажей третьей баллады. Повторял снова и снова. Я тихо ждал своей очереди, мне и в голову не приходило прерывать работу мастера. Я знал Гилельса по консерватории и через маму, которая когда-то брала у него уроки. Всегда поражался желчному выражению его лица. Был наслышан о его обидчивости. Наконец Гилельс поднялся и заметил меня.
– А-а, здравствуйте, Андрей!
– Здравствуйте, Эмиль Григорьевич, я надеюсь, что не побеспокоил Вас?
– Нет, я уже закончил. Как ваши дела? Как мама?
– Спасибо, все отлично, я только попробую рояль, можно?
– Пожалуйста.
– Спасибо.
Я присел за рояль, пока Гилельс собирался. Уходя, он сказал негромко: «До свиданья».
– До свиданья, Эмиль Григорьевич, позвольте пожелать Вам…
Не успел я сказать слово «пожелать», как Гилельс надулся как шарик, встал от негодования на цыпочки и проорал неожиданно визгливым голосом: «Эт-т-т-т-а-а-а я-я-а-а-а-а Вам жела-а-а-а-а-а-ю…»
Его до глубины души оскорбила моя попытка пожелать ему удачного концерта на завтра. Сумасшедший, – шептал я про себя, – сумасшедший!
На следующее утро я чистил зубы у себя в номере. Вдруг кто-то просунул сзади руку у меня между ног и лапнул меня за причинное место. Я отбросил чужую руку, повернулся… С зубной щеткой во рту, и с стекающей по подбородку трехцветной пастой.
