— Пардон Элби был убит мощным ударом по горлу, — сообщил Фридрих. — Сначала ему дали зуботычину, а потом добили сокрушительным ударом спереди в шею.
В этот момент я подумала, насколько силен Маршалл, и спросила, наливая поварешкой суп в миску:
— Так вы считаете, что Седака бросил Тею ради меня и убил Пардона, чтобы присвоить его бизнес, потому что теперь он не может рассчитывать на зарплату в двенадцать тысяч в год, которую его жена получала в ОЦШ?
— Я этого не говорил, — вспыхнул полицейский.
— А я только такой вывод и могу сделать из всего сказанного. Или я что-то упустила и вы мне объясните, что именно? — Я уставила на Фридриха пытливый взгляд. — Ладно. А теперь займемся делом. Вот это стоит расследовать.
Я протянула ему завязанный узелком носовой платок, чисто-белый, с тиснеными полосками разной ширины по краям. Игрушечный пистолетик и наручники неровно выпирали из него.
— Вы расскажете мне? — спросил Фридрих.
Я очень коротко и, надеюсь, бесстрастно описала ему утреннее происшествие у Дринкуотеров.
— Как же так? Кто-то пробрался в дом и вы не стали звонить в полицию? Пусть даже вы сами не пострадали, но ведь неизвестный мог что-нибудь украсть у Мэла и Хелен!
— Я не сомневаюсь в том, что он ничего не украл. Я знаю в их доме все вещи наперечет — ничего не пропало. Не было никаких следов обыска, все осталось на своих местах, ящики тоже не выдвигали.
— Вы предполагаете, что эти вещи подбросил человек, который знает о той истории в Мемфисе?
— А разве это не логичное предположение? Я знаю, что вы в курсе. Вы рассказывали кому-нибудь?
— Нет. Я не уполномочен так поступать. Пару дней назад я звонил в полицейское управление Мемфиса. Я уже говорил, что сам вспомнил ваше имя — стоило лишь напрячь память. Честно говоря, я тогда удивился, что вы не сменили его.
— Имя как имя. Зачем мне его менять?
— Чтобы другие не узнавали вас по нему и не приставали с обсуждениями того случая.
— Какое-то время я подумывала об этом, — подтвердила я. — Но у меня и так достаточно много отняли. Я решила сохранить хотя бы имя. К тому же… это было бы равносильно признанию в непонятном преступлении.
Я смерила Фридриха многозначительным взглядом, дающим понять, что комментарии здесь излишни. Он призадумался и стал молча прихлебывать чай.
Я меж тем задалась вопросом, знал ли Пардон правду о моем прошлом. Он ни единым словом не намекнул мне об этом, но подобные персонажи любят докапываться до всего, распоряжаться сиюминутным спокойствием тех, кто находится рядом. Если бы Пардон что-то пронюхал, то не преминул бы уведомить меня об этом, просто не сдержался бы.
