— Ну, молодцом, Саша, живо! — кричали ему кругом.
Белокурая круглая головка взмахнула в воздухе, и всплеск жидкой грязи обдал всех нас. Саша провалился по самые мышки в подводную трясину. По его сморщенной мине и стиснутым, словно от боли, зубам видно было, какое отвращение он чувствовал в это мгновение. Мы все были убеждены, что в грязи трясин живут змеи, жабы, скверные червяки и даже чуть не крокодилы. Саша был убеждён в этом более, чем кто-нибудь. Но он исполнил свой подвиг с безропотным терпением и настойчивостью. Он цепко ухватился ручонками за нос лодки, повернул её немного вбок и медленно потащил за собою, с отчаянием неизбежности отмахиваясь от хлеставших его тростников и разгоняя перед собой сплошную зелёную тину.
— Тронулась, тронулась! Тащи, тащи её! — кричали мы.
Пьер уже опять тяжко налегал на лопату, словно пытался вывернуть ею дно целого пруда. Борис работал с другой стороны. Вдруг тростник расступился, и перед нами открылось, словно травяная лужайка, совершенно зелёное, совершенно круглое озерцо… Поднялась, подпрыгивая и как-то глупо выпячивая шею, длинноногая большеротая цапля, с глухим, словно жестяным криком замахала широкими крыльями, и полетела — туда, далеко, к Кунацким болотам…
— Озеро гагар! — тихо произнёс Ильюша, окидывая нас всех торжественным взглядом.
Лодка остановилась. Пьер, атаман и все мы безмолвно любовались на новооткрытое озеро.
— Я говорил, что проведу, и провёл: озеро гагар! — повторил ещё раз Ильюша таким самодовольным тоном, как будто он сам и устроил, и подарил нам это озеро.
Саша стоял по горло в тине и тоже любовался, держась рукой за свой образочек.
* * *
Жарко и весело сияет над нами солнце, сияет не тем лихорадочным светом осени, который в первую минуту разгорается, в другую — тухнет, а бесконечным и ровным, чисто летним сиянием своим. Долго будет литься сверху из этого бледно-голубоватого купола и пекло, и свет… Травы сосут его мильонами своих былинок, и зеленеют, и тянутся… Несколько душистый, ароматический пар течёт тихими волнами с этого сочного приречного луга вверх к облакам… Комары и мухи стоят жужжащими стаями в волнах этого тёмного пара… Его переливанья заметны глазу по трепетанью ржаных колосьев, стеною сдвинувшихся на гребне берега, уходящего изволоком в поля… Всё струится и колышется сквозь этот прозрачный воздушный ток; цветы просто на глазах растут и наливаются в этой влажной и жаркой теплице… Плакун кустится своими малиновыми метёлками, поникнувшими над самой водою… Золотые розы-купальницы ярко сверкают в зелени… Выше всех подымается белая таволга, наполняющая луг запахом миндаля и мёда… Насекомые словно родятся в этом жару; под каждой кочкой, над каждой лужицей, проступившей от тяжёлого следа ноги, кишат их мириады…
