Никто бы в офицерском круге
Ему такого не простил.
Дворяне, да — сей факт известен —
Нередко мучили крестьян,
Однако же в вопросах чести
Средь них немыслим был изъян.
И если б пуля пистолета
Расплющилась о твердь колец,
Все — даже недруги поэта —
Дантесу б молвили: «Подлец!»
Ведь кодекса, что смерти строже,
Не смел нарушить ни один
Пускай ничтожнейший, но все же
Кавалергард и дворянин.
А мы все… Если б силой чуда
Там оказались, то любой
Поэта спас бы не кольчугой
А просто бы закрыл собой…
Несколько секунд висело молчание («Провалиться бы куда-нибудь», — думалось Лодьке). Потом два-три человека нерешительно захлопали. Но хлопки были слабенькие, и тут же их прервал Бахрюков — увесистым, жирным таким «х-хы!»
Матвей Андреевич среагировал немедленно:
— Бахрюков, объясните смысл вашего маловразумительного междометия.
— Чё? — сказал тот.
— Что означает ваше «хы»?
— А потому что…ха! Закрыл бы он! В штаны бы напустил…
Кое-кто с готовностью захихикал.
Матвей Андреевич уронил на стол тетрадку, скрестил руки в потертом на локтях сукне гимнастерки.
— Я не понимаю Бахрюкова… и других, кто хихикает. Глущенко написал очень неплохие стихи. Он не думал хвастаться своей храбростью, а создал поэтический образ… всех тех юных людей, кто неравнодушен к творчеству Александра Сергеевича. А что касается вас, Бахрюков, то вашим брюкам в этой ситуации ничего бы не угрожало. Ведь вы не стали бы заслонять поэта, не так ли?
— Я чё, разве мешком ушибленный… — пробурчал Бахрюков, но не очень громко.
— А Глущик, обязательно стал бы! — громко заявил Бахрюковский подпевала Суглинкин. — Он ведь тоже знаменитый поэт. Еще во втором классе писал стихи, их даже в «Пионерке» печатали. Во, шуму было!..
Да, Лодька помнил, конечно: ведь Суглинкин тогда учился вместе с ним, с второклассником Глущенко, в девятнадцатой школе. Смирненький был в ту пору, незаметный, дразниться даже и не думал. А теперь… Растреплет, скотина, всем про те давние дела…
Но Матвей Андреевич резко изменил течение разговора:
— Приступаем к уроку. Пусть Суглинкин выйдет к доске и расскажет нам, что хотел подчеркнуть автор «Капитанской дочки», когда сделал эпиграфом повести пословицу «Береги честь смолоду»…
Суглинкин, волоча ноги, вышел и начал мямлить. Судя по всему, он понятия не имел, чего хотел Пушкин, и, видимо, даже не помнил, что такое эпиграф…
А Лодька (постепенно остывая ушами) смотрел за окно. Там была широченная площадь, на дальнем краю которой четырьмя рядами окон светилась школа номер двадцать один, в которой учились девчонки. На улице было еще темно, утренние сумерки…
