Нет! Еще не все!
Поезд уходит через сорок минут. Левкин отец уже возится с чемоданами и торопит нас. Но я запишу. Левка прав. Не надо кончать экспедицию. Наша цель была находить и разгадывать все интересное. Это можно делать и дальше, всю жизнь. Нам по двенадцать лет. Пусть пройдет еще двенадцать. Мы встретимся в этот же день, выроем дневник и продолжим его. Здесь есть еще чистые страницы. Мы встретимся обязательно. Мы не клянемся в этом. Клятвы дает тот, кто боится не сдержать простого обещания. Но мы никогда не обманывали друг друга. Мы обещаем, что каждый, если он будет жив, через двенадцать лет в этот день, в восемь часов вечера придет на набережную к дуплистому тополю.
Мы будем уже взрослыми, но узнаем друг друга, потому что каждый запомнит нашу песню:
Над землей нашей солнце блестит,
Птицы свищут веселые марши.
Мы еще не устали в пути,
Экспедиция движется дальше.
Я кончаю Тайный дневник Экспедиции. Штурман А.Горецкий.»
Стасик замолчал. Юрка, не двигаясь, смотрел в огонь.
— Все? — тихо спросил он.
— Еще немного. Опять другой почерк. «Они уехали. Я пишу у родника. Сейчас я спрячу дневник на целых двенадцать лет. Мы обязательно встретимся. Санька хорошо написал последнюю страницу. Недаром он поэт.
Экспедиция не окончена, она движется дальше. Командир экспедиции С.Кораблев.»
— Все, — сказал Стасик. Ребята молчали. У пристани глухо вскрикнул буксир. На востоке, за кружевными стрелами плавучих кранов в ожидании полной луны посветлело небо. На берегу догорал костер из деревянных мечей, и свет его метался на лицах неподвижно стоявших мальчишек.
Юрка вернулся домой, когда луна уже высоко стояла над темными садами. Мать не спала, дожидаясь его.
— Бродишь где-то на ночь глядя. А я тут места себе не нахожу, думаю, утонул или еще что…
— Ну, утонул, скажешь тоже!.. Да я и не купался вовсе.
— То-то я гляжу, в земле весь, — устало заметила мать. — Умойся да ужинай…
— Ага… Мам, а у Сережи были товарищи, когда он такой вот, как я был?
— Ну как же, конечно… Я помню, все втроем бегали, вроде как вы сейчас… Он, Саня, да Левушка. Хорошие были они… Потом уехали. Писали сначала… Такие же сорванцы, как вы теперь, целыми днями на реке пропадали…
Юрка смотрел в усталое лицо матери и думал: сказать про дневник или не надо? Нет, он скажет завтра. Иначе мама всю ночь просидит у лампы, разбирая корявый мальчишечий почерк. А утром ей на работу.
— Ты говоришь «хорошие», а потом говоришь «сорванцы как вы». То есть мы… Значит, мы тоже хорошие?
