Раскачиваясь взад и вперед, я в ужасе простонала:
— Нет, нет, нет… Этого быть не может.
— Ты — та, кто пойдет по следу, — повторила сестра Элизабет, и голос ее звучал все тверже. — Я первая, но будут еще два провидца. Если со мной что-либо случится, ты должна пойти ко второму и к третьему, только так ты получишь полное пророчество. Хорошенько запомни, что ты должна совершить. Но только по собственной доброй воле. Когда третий провидец предскажет тебе будущее, ничего остановить уже будет невозможно. Пути назад просто не будет. Понимаешь ли ты это, Джоанна Стаффорд?
— Но я не могу! — закричала я. — Я ничего не умею! Я всего лишь самая обыкновенная девушка! Сестра Элизабет, мне очень страшно!
— Когда ворон в петлю влез — пес соколом вспорхнул с небес! — вопила сестра Элизабет, и стены крохотной кельи дрожали от ее пронзительного голоса. — Когда ворон в петлю влез — пес соколом вспорхнул с небес!
Дверь распахнулась. Вбежавшие в келью настоятельница и сестра Анна пали на колени перед распростертой на полу монахиней. Настоятельница неимоверным усилием разжала ей челюсти, а сестра Анна вставила между зубами сложенную тряпку. Но сестра Элизабет успела повернуть ко мне голову, встретилась со мной отчаянно-яростным взглядом и прохрипела еще одно слово, самое последнее:
— Чаша…
Дартфорд, 2 октября 1538 года.
После той памятной поездки прошло десять лет. За два месяца до нашей отчаянной вылазки в Кентербери, в мрачную и унылую ночь с понедельника на вторник, я долго лежала в кровати и не могла уснуть. Я с грустью думала о своем прошлом и с тревогой — о будущем, но и представить себе не могла, что готовит мне это будущее. Кто же знал, что события грядущего дня снова отправят меня в путь, чтобы — как давно предостерегала сестра Элизабет Бартон — услышать еще одно пророчество. А сама я, глядя в ту тягостную ночь в потолок, могла предсказать разве что только глубину грязи, которая назавтра покроет в округе все дороги.
В полночь зарядил сильный дождь; он шел не переставая еще несколько часов после того, как я легла в постель. Надо сказать, что кровать моя была очень хороша: на козлы с коротенькими деревянными ножками положили широкую доску, а сверху — матрас. Намного удобнее моей прежней постели в Дартфордском монастыре: там на каменном полу общей спальни просто лежал тюфяк, набитый соломой. Да и спали мы в монастыре не всю ночь: после вечерних молитв несколько часов отдыха, а в полночь звон колокола будил нас на очередную службу. Потом мы возвращались в спальню и отдыхали до следующих ударов колокола, призывающих к лаудам.
